Переулок, где стоял дом Ребы, вел к Воротам провидцев, выходившим к заливу. Каландрилл пошел по переулку, улыбаясь надписям на стенах домов. Улицы были почти пустынны. Лишь когда он вышел на широкую улицу, одну из главных кольцевых артерий города, как паутина соединенных между собой радиальными улочками, в центре которой и стоял дворец домма, ему стали попадаться прохожие. Улица проходила как раз между Воротами провидцев и Купеческим кварталом. Дома здесь стояли большие, а над тротуарами были натянуты разноцветные тенты; по проезжей части сновали кареты и повозки; теплый воздух наполняла людская разноголосица и запахи специй, кожи, красителей, тканей и металла. Чего здесь только не было! Каландрилл быстро пересек улицу, уворачиваясь от транспорта, и, пройдя меж двух рынков, вышел на военную дорогу прямо под стеной — по ней в случае осады города войска могли быстро добраться до любой его части.

На этой дороге было мало гражданских повозок, и он без труда пересек ее. У подножия громоздившейся стены ютились бараки, конюшни и склады оружия. Стена была толщиной в целый дом и могла выдержать натиск таранов и не развалиться от взрывов подложенных под нее мин. Солдаты слонялись без дела рядом с бараками, и, когда Каландрилл, перейдя через дорогу, поднимался на бастион, никто не обратил на него особого внимания.

Ступеньки были узкими и крутыми, словно втиснутыми в тесное пространство между конюшнями и складами, и неожиданно заканчивались сразу за блокгаузом. Когда Каландрилл, тяжело дыша, поднялся на стену, пять легионеров оторвались от игры в кости и посмотрели на него. Заметив, что он с трудом переводит дух, они усмехнулись. Офицер подхватил плащ и кивнул.

— Хороший денек для прогулки.

Видимо, он принял Каландрилла за мелкого аристократа.

— Да, — кивнул Каландрилл, думая о том, что Тобиаса они узнали бы сразу. И, не давая офицеру времени хорошенько себя рассмотреть, пошел по стене.

Ветер здесь был сильнее, чем внизу, и приносил с моря запах озона. Каландрилл плотнее закутался в плащ, подошел к внешней стороне стены и заглянул вниз.

Восточное море, по поверхности которого бежали белые барашки, отливало металлом и кипело вдоль длинного мола отгораживавшего гавань. Здесь стояли по большей части каравеллы, ходившие с товаром в северные земли Химе и Форсхольда, а также на юг и на запад — в Альдарин, Вессиль и Эрин. Помимо каравелл здесь стояли и трехмачтовые суда, поджидавшие смены ветра, чтобы через Узкое море отправиться в Эйль и Кандахар; и рыболовецкие лодки, казавшиеся карликами рядом со своими огромными сородичами. На дальней оконечности мола и с обеих сторон гавани возвышались устрашающие баллисты, а за Матросскими воротами огромный блокгауз охранял подступы к городу. Каландриллу не пришлось пережить ни одной войны. С последней осады, когда Билаф дал должный отпор Альдарину, а кандийские пираты, отказавшись от штурма укрепленных городов, переключились на купеческие суда в Узком море, города Лиссе поддерживали хоть и худой, но мир. Однако домм не допускал ни малейших послаблений в обороне города, и потому на баллистах и в блокгаузах находились полные военные расчеты.

Каландрилл перевел взгляд с кишащей жизнью бухты на спокойное серое море, казавшееся ему угрожающим после предсказаний Ребы. Море — постоянный источник опасности, и, несмотря на то, что Секка молилась Дере, рядом с Матросскими воротами стоял храм Бураша — моряки не выходили в море, не принеся жертву морскому богу. Бураш — бог непредсказуемый и частенько яростный. Если ему действительно предстоит путешествие, о котором говорила Реба, надо будет принести жертву Бурашу.

Если…

Если он изберет этот путь, то пройти его придется без Надамы. В этом он не сомневался. Она вообще не выходила за пределы семейных владений, раскинувшихся сразу за городской стеной, а когда он как-то заговорил о путешествии, она без обиняков дала ему понять, что дальше своих ворот идти не собирается. С другой стороны, если она примет его предложение, то он останется в Секке, чем рискует навлечь на себя гнев брата и отца. Женившись же на Надаме, он приобретет поддержку мощного клана ден Эквинов.

Если…

Он не великий фехтовальщик, да и перспектива быть поставленным вне закона его не привлекает, еще меньше ему нравится бегать от наемных убийц, к чьим услугам может прибегнуть брат.

Если бы только отец его нарушил традицию и позволил ему заняться наукой, он был бы счастлив. Даже без Надамы. Он любил книги так же — почти так же, — как и ее, и если он потеряет Надаму, если она предпочтет ему Тобиаса, то он утопит свое горе в познании. Но домм не согласится, в этом он не сомневался. Сделав полный оборот, как колесо, мысли его вернулись к первым двум вариантам.

Он оторвался от парапета и пошел вдоль стены, не обращая внимания на ветер, трепавший его длинные волосы. Низко опустив голову, он думал.

Реба говорила о приключении, это верно, но она же сказала, что он может и отказаться от него. Если он встанет на этот путь, то, по всей видимости, будет изгнан из города и потеряет Надаму. Если же она от него откажется, то он будет вынужден принять судьбу, уготованную ему отцом, — бесконечные скучные религиозные обряды. Если только Надама не предпочтет его.

Похоже, все зависит от нее. Без ее выбора он ничего решить не сможет. А как же тот человек, о котором говорила Реба? Он должен направить его на путь приключений, на путь познания. Но когда он его повстречает? Это неизвестно. А что, если прямо сейчас? Как тогда он сможет сделать выбор, не будучи уверен в намерениях Надамы? Что, если он встретит его прямо сейчас?

Он поднял голову, словно ожидая увидеть перед собой этого загадочного и могущественного товарища, но никого кроме чаек, взмывших при его приближении с громкими недовольными криками в небо, он не увидел. Ждать нельзя, решил он; необходимо что-то предпринимать. Он отправится к Надаме и потребует от нее ответа, а затем сделает свой выбор. Приняв такое решение, он успокоился и ускорил шаг, плащ его развевался на ветру. Он поднял голову и улыбнулся. Но, вдруг сообразив, что боится, резко остановился. Какой бы ответ ни дала ему Надама, он все равно что-то да теряет. Как там сказала Реба? «Ты будешь искать то, чего найти невозможно, и обретешь разочарование. Но ты много приобретешь — больше, чем потеряешь». Значит ли это, что он потеряет Надаму? Почему предсказатели всегда говорят загадками?

Улыбка слетела с его губ, и он опять перевел взгляд на море. Волны словно насмехались над ним. Он отвернулся и посмотрел на город. Но и здесь ответа не было. Под ним шумел цветущий город с улицами, сбегавшимися к большому белому зданию дворца домма с зеленым газоном вокруг. За высокими стенами внутренних лужаек видно не было. Вот она — резиденция правителя, на которого с надеждой смотрит вся Секка; вот оно — средоточие власти.

Но власть не привлекает его, у него нет желания управлять другими. Он с радостью оставил бы все это Тобиасу, только вот отец и брат никак не хотят предоставить ему равную свободу. Он знал, что для отца он сплошное разочарование; а для брата… кто он для брата, этого он не знал и наполовину. Угроза, без сомнения, ибо Тобиас жаждет зваться доммом, а в этом деле любой родственник — соперник. О какой любви тут можно говорить? К тому же они соперники и по отношению к Надаме; оба стремятся завоевать ее любовь, но до сих пор она не дала надежды ни тому, ни другому.