тебя уже проверил, всё нормально, заклятий не висит. И здоровье у тебя — хоть на выставку. Что с тобой, зверёк мой свирепый? Может, у тебя зимняя линька? Гром говорит, во время линьки даже у Зверей настроение портится, и у всех вокруг заодно, потому как от них, от линючих, до фига всяких интересностей огрести можно, в любой момент и до изумления! Может, это оно? Тогда просто подождать надо! Сменишь мех, и будет у меня зимняя Лиса, белая и пушистая! Нет?

— Не знаю, Дон, — вяло улыбнулась Лиса и уныло подпёрла щеку рукой, так, что вся физиономия на сторону уехала. — Просто тошно. Ты не думай, к тебе это никакого отношения не имеет. О таком муже можно только мечтать, я серьёзно, — грустно улыбнулась она на его фырканье. — Мне ж половина улицы завидует, что у меня такой ты. Я ж Видящая, вот и Вижу зависть их. Мне же не обязательно за руку держать, такое и в разговоре чувствуется, речь — это тоже контакт. Не чёрную, не думай, зла никто не желает. Просто… — неуверенно пожала она плечами, — знаешь, мне, похоже, просто делать нечего. Вот, как-то так. Да, Роле со мной спокойнее, но с корчмой она и одна прекрасно справится, это же понятно. Да и при тех деньгах, что у нас есть, это моё цепляние за корчму чуть ли не придурью выглядит. Каприз богатенькой райи. И Ника больше времени в Парке проводит, или ещё где-нибудь, чем дома. Понимаешь, я много кому нужна — но никому не необходима. Вот, как-то так.

— Ты мне необходима, — потянулся Дон через стол, осторожно, будто боясь отказа, взял Лису за руку.

— И мы оба знаем, зачем, — фыркнула Лиса. — Не надо, а? — но руку не отняла, вяло наблюдая, как Дон водит пальцем по её запястью, отслеживая жилки. Он часто так держал её за руку, нравилось ему, наверно.

— А где ж я ещё такую вкусную найду? — мурлыкнул вампир. — Но неизменно благодарен и всегда готов развлечь, завлечь и привлечь, куда и чем захочешь! — хитро улыбнулся он. — Что угодно благословенной райе? Песен? Мечей? Стихов? Ремонт?

— Не-ет! — взвыла Лиса, отдёргивая руку. — Только не ремонт!

— Ну-у… Хочешь, я Венец Жнеца у Дэрри сопру? — засмеялся Дон. — Вещь полезная, тяжёлая такая, в хозяйстве всегда пригодится — вот, хоть грибки солёные придавить, он золотой, не окисляется, а Принц наш, Кулак с ушами, пусть поищет суетливо! Наблюдать забавно будет… Нет? Портал на Луну? Минуты три я его, наверно, удержу! Посмотришь на Мир свысока… Нет? А чего? Ты только скажи, а я тут уж сразу уж…

— Любви хочу. Большой и чистой, — вяло буркнула Лиса. И получила в ответ длинный прочувствованный монолог, чуть ли не лекцию о возможностях и недостатках вампирского бытия. И теперь сидела — и не знала, что ответить. Не потому, что боялась его обидеть. Вампиры вообще не обидчивы, они либо убивают, либо нет. Потому что, как объяснил Дон как-то раз, унизить или оскорбить может только тот, за кем мы сами признаём эту возможность: более умный, вышестоящий или, хотя бы, равный, так на то и есть «Суд Жнеца» — дуэль. А всё остальное либо скучно, либо просто смешно, если нет угрозы. А если есть — убил — и без обид. Но что она вообще могла бы сказать, чего бы он и сам не знал? Не в твоих силах, Дон, избавить меня от моего Дара, моего проклятия — Видения. А только так для меня может начаться другая жизнь. И не напрягайся, никуда я от тебя не денусь. Не из-за большой и чистой любви к тебе, а из полной безнадёжности в случае её возникновения. Сколько ни убеждай себя в невозможности ответного чувства с твоей стороны — это умом понимаешь, а сердцем всё равно ждёшь. Вот такая глупость несусветная. А ведь была глупость эта, была! Сейчас, глядя назад, понятно, что — да, влюбилась-таки двадцатилетняя дурочка и восемь лет вспоминала и оплакивала своего первого и единственного. И ты уж извини, Дон, но очень хорошо, что у меня были эти восемь лет — без тебя. Потому что восемь лет мечтала о том, как могло бы всё сложиться, если бы ты не погиб. И обижалась, и морду мечтала набить, скрытной заразе — потому что любила. Не тебя, к сожалению, а некий придуманный идеальный образ — но любила ведь! Настоящий же Дон оказался не сильно похож на того, в мечтах. Нет, это не разочарование, обойди Жнец! Какое может быть разочарование, когда ты обо мне так заботишься — но… многое оказалось не таким, как помнилось. Трёх лет вполне хватило, чтобы внятно ощутить, как это — жить с вампиром. Когда любые проявления сильных чувств вызывают только смех, пусть и восхищённый, очень быстро понимаешь, что влюбиться вот в ЭТО не просто глупо — самоубийственно. Любить и страдать от неразделённой любви — оно, конечно, жутко романтично, но не для меня! А других вариантов, кроме тебя, и вовсе нет, потому что я Видящая, а таких уникумов, как ты, Квали, Гром и Птичка — по всему Миру может штук двадцать и есть. Что же — искать, хватая встречных за руку? Так и в Госпиталь упекут! Да и меняются люди со временем, это ты прав. Вчера подходил, а завтра уже нет. Даже Роган за эти одиннадцать лет изменился, стал обжигать в Видении, почти как тогда Найджел. Это не гниль, просто особенность личности, но Видящей-то не легче! И что? Влюбиться в кого-то, кто со временем начнёт, как Ника и братец Вака, биться током, или резаться, как мастер Корнэл, так что хочется посмотреть на руку — нет ли раны, или ещё что похлеще, в Видении чего только не бывает — и страдать от невозможности даже взяться за руки? Спасибо, я лучше похандрю. Пройдёт. Примерно всё это Лиса подумала, но сказала Дону гораздо меньше. Не соврала, просто — зачем? Ещё одну лекцию выслушать?

— Пройдёт, Дон, ну что ты, чесслово, — сказала она Дону. — Это просто, знаешь… Зима, — пожала она плечами.

И ведь прошло! Через два месяца! Это был первый рейд их хвалёного Поиска. Дон исчез на неделю, и Роган не появлялся — и вдруг ввалились втроём с каким-то недоумком, и в каком виде! Недоумок, как Дон сказал — «куколка Фанни» — грязный и исцарапанный, Роган взмокший и распаренный, только Дон как всегда —