— Вы часто бывали свидетелем того, как Людмила Николаевна общалась с коллегами?

— Предельно редко. Хотя при желании мог бы ходить хоть каждый день на разные пьянки-гулянки. У них то премьера, то презентация нового альбома, то юбилей. Можно даже не ужинать дома, а болтаться по тусовкам. Но ведь у меня своих дел выше крыши.

— Может быть, ваша супруга вела дневник?

— Насколько мне известно, никакой дневник она не вела. У Люды не было подобных склонностей.

— Владимир Георгиевич, до вас доходили разговоры жены про организацию гастролей — выгодных или невыгодных, про конкуренцию. Кто ее продюсер?

— Последним был Сева Ноговицын. На днях Людмила с ним поссорилась.

Турецкий многозначительно сделал брови «домиком»:

— Получается, у нее были не такие уж безоблачные отношения со всеми. Вы сказали, Ноговицын был последним продюсером. Значит, раньше Людмила работала с другими?

— Конечно. Одни уходили, другие сразу занимали их место.

— Все-таки сразу появлялись. Значит, работа эта привлекательная?

— Вроде бы продюсеры зарабатывают прилично.

— Обычно уходам с хорошей работы сопутствует скандал. Почему же вы никого не подозреваете? Может, кто-то из обиженных Людмилой продюсеров решил отомстить ей за то, что она лишила его хорошего заработка?

Владимир Георгиевич пожал плечами:

— Не знаю, при каких обстоятельствах они увольнялись. Может; более выгодное место находили. Надо проверить.

— Проверим, — кротко кивнул Александр Борисович. — Вы лично кого из ее продюсеров знали?

— Мы женаты пять лет. За это время у нее сменились три продюсера. Знал я их в основном понаслышке.

Турецкий понял, что пользы от Светличного — как от козла молока. Он живет в своем нефтяном бизнесе и, кроме него, мало что видит.

— Бывает, люди не придают значения каким-то чисто бытовым вещам, считают их несущественными мелочами, — сказал Александр Борисович, — а вот следователям, оперативникам они могут поведать очень многое. Поэтому нам, возможно, не сегодня-завтра понадобится осмотреть вашу квартиру. Вы уж, пожалуйста, ничего пока не трогайте. Оставьте все, как было при ней.

В этот момент Светличный находился в благодушном настроении.

— Смотрите, если это вам поможет.

Прошли почти сутки, а дело не сдвинулось с мертвой точки. Турецкий был совершенно спокоен. Он понимал, что сейчас нужно хвататься за любую зацепку, собирать от бедности любые мелочи, и в один прекрасный момент все эти молекулы создадут нужное вещество. Пока же происходит то, что он называл периодом разброда и шатания. Это очень противный этап расследования, и его желательно преодолеть без паники. У Александра Борисовича был случай, когда на пятнадцать часов его вызвали с отчетом в Генеральную прокуратуру, а утром он не имел еще ни одного донесения от оперативников. Однако знал, что к двенадцати получит все. И получил. А через три часа уже доложил о ходе следствия, да так, что его доклад приняли на ура.

Галя Романова принесла фоторобот человека, который напросился в попутчики музыкантам «Яблочка-ранет», когда те уезжали из Дворца торжеств.

Когда нет особых примет, то фоторобот так же похож на оригинал, как изнанка ковра на его лицевую сторону. Создается лишь самое общее представление о человеке. Сейчас, например, можно понять: парню под тридцать, овальное лицо, короткие темно-русые волосы расчесаны на пробор, длинноватый нос. Глаза, как показалось музыкантам, у него крыжовенного цвета. Но сколько таких парней бродит по городу! Всех останавливать — сил не хватит. Вдобавок никто не утверждал, что он убийца. Это всего лишь один из подозреваемых. Может, человек действительно куда-то спешил и случайно вышел именно в то время из дворца.

— Я уже получил список всех участников вчерашнего концерта, — сказал Володя Яковлев. — В первую очередь фоторобот придется показывать им.

— В первую очередь покажи мне список, — хмыкнул Турецкий.

Сейчас они сидели в его кабинете втроем: Романова, Яковлев и Александр Борисович, который, прочитав список, присвистнул:

— Ишь ты! Оказывается, среди прочих за кулисами вчера побывал и Всеволод Сергеевич Ноговицын собственной персоной. Интересно, под каким соусом он там оказался.

— Тут указано: директор ансамбля «Золотой запас». Директор — то же самое, что продюсер, — объяснил Яковлев.

— А кто такой Ноговицын? — поинтересовалась Галина.

— Один из тех людей, кому не следует показывать фоторобот для опознания, — сказал Турецкий. — Дело в том, что до недавнего времени он был продюсером Репиной. Вряд ли они расстались большими друзьями. Даже если бы он вчера вечером во Дворце торжеств не присутствовал, мы бы все равно поинтересовались, где он был в это время. Каким номером выступал этот «Золотой запас»?

Галина посмотрела программу:

— Шестым. А Репина — десятым.

— А «Яблочко-ранет»?

— Седьмым.

— Ясный перец. Когда Репина пела на сцене, музыканты «Яблочка» уже переоделись и грузили инструменты в автобус. «Золотой запас» к тому времени вообще мог уехать. Но ребята могли и остаться за кулисами, никто их не прогонял. Мало ли что им было надо — кого-то хотели послушать или решили потусоваться, пообщаться с коллегами. Насколько я заметил, там ведь и халява имела место.

— Шампанское и бутерброды, — почему-то поморщился Яковлев. — У них всегда так.

— А ты хочешь, чтобы там стояла водка и к ней шашлыки! — возмутился Турецкий. — Тогда бы оттуда точно никто не ушел.

— И кроме Репиной еще кого-нибудь пристрелили, — добавила Галина.

— Это точно. — Александр Борисович посерьезнел. — Значит, так: необходимо показать фоторобот десятку-другому людей из тех, кто толпился за сценой с семи до девяти. Уточните, в котором часу уехали участники «Золотого запаса». Выясните, все ли вместе они отчалили или порознь. Главное — установите, когда уехал Ноговицын.

Оперативники молча смотрели на него.

— Все, — подвел черту Турецкий. — Или у вас есть какие-нибудь вопросы?

После паузы Романова сказала:

— Александр Борисович, я часто слышала от вас, что нельзя хвататься только за ту версию, где все кажется ясным и простым.

— Глупо было бы мне отказываться от своих мудрых слов.

— Мне кажется, эта версия плоха как раз тем, что здесь все ясно и просто. Убита певица, которая разругалась со своим продюсером. Он в это время был за кулисами. Значит, он убийца.

Турецкий почесал затылок:

— То есть вы, Галя, предлагаете оставить Ноговицына в покое и забыть о нем.

Романова поняла, что сморозила глупость, и поспешно добавила: