– Опять потерял сознание. – Мещерский достал стетоскоп, приложил к его груди. – Сильное сердцебиение, частый ритм.

Бенни откинул грязную тряпку и тихонько присвистнул.

Мещерский обернулся. И онемел. В первый миг ему показалось, что он видит… отрубленную человеческую голову. В следующее мгновение он понял, что это голова не человека, но деревянной статуи. Идола. Вырезанная из куска черного дерева очень натуралистично. Выпученные глаза, окрашенные белой краской со зрачками. Большой рот, застывший в усмешке.

– Лесной божок. – Мещерский хмыкнул. Он не хотел показывать Бенни, что испугался в первые минуты.

– Ты только взгляни на это, – очень тихо произнес Бенни.

И Мещерский, приглядевшись, с содроганием понял, что заставило Бенни Фитцроя нервничать.

Солнечногорск. Московская область

Наши дни. Октябрь

В кабине локомотива тихо играло радио. Машинист Коркин плохо разбирался – какое-то ретро, музыка чуть ли не из тридцатых. Но бодренькая, танцевальная, хулиганистая даже, как раз чтобы поддерживать тонус в сонные утренние часы перед осенним рассветом. Его помощник покачивал головой в такт музыке и даже притопывал ногой – 5.01 утра, еще и не то сделаешь, чтобы не задремать после ночи в пути.

Тяжелый грузовой поезд шел из Нижнего Новгорода в Санкт-Петербург транзитом через Москву. В Твери, до которой они еще не добрались, к составу, состоявшему из контейнеров-вагонов, должны были прицепить еще и рефрижераторы. Так что и во время остановки в Твери отдохнуть не удастся.

– Он ве ритц… он ве ритц. – Молодой помощник машиниста крутил головой, подпевая ретроприпеву.

– Что ты там бормочешь? – спросил машинист Коркин, закуривая сигарету.

– Фокстрот – не хилый такой музончик. – Помощник глянул на электронное табло. – Михал Михалыч, подъезжаем к Солнечногорску.

Машинист Коркин смотрел в лобовое окно локомотива. Туман. Это к теплу. Полотно железнодорожных путей стелилось перед локомотивом лентой, освещенное фонарями. Но за боковыми окнами кабины царствовала тьма.

Машинист Коркин не любил все эти пригородные подмосковные дачные станции. Суета сует. И вечные дачники, ползущие через пути в неположенных местах, несмотря ни на какие ограждения. Но сейчас всего пять утра. Впереди, как объявил диспетчер, только что прошла первая электричка до Клина. Встречная через семь минут – из Конакова. Товарные поезда пропускали по утрам сплошным потоком в «окно», открывавшееся в такие вот заповедные часы, когда прошли уже все ночные скорые поезда и «Сапсаны» пролетели, а пригородные электрички еще особо не навострили лыжи.

Впереди туман окрасился в грязно-желтый цвет. Свечение было тусклым, туман пропитывался электрическим светом. Станция…

Машинист Коркин эту самую станцию Солнечногорска встретил с полным неодобрением. Она не из тех, которые тяжелый товарняк пролетал мимо на большой скорости, заставляя трястись бетонные платформы. Станция в Солнечногорске старинная, с длинной историей и застроена бог знает чем.

Словно в ворота въезжаешь. Потому что по обеим сторонам путей на этой станции чуть ли не в середине девятнадцатого века какие-то умники-инженеры воздвигли две водонапорные башни. И они стоят до сих пор. И служат пакгаузами. Наверху их соединяет пешеходный железнодорожный мост через пути. И это место похоже на бутылочное горлышко – такое оно узкое, только рельсы, шпалы и эти «ворота».

Машинист Коркин сбросил скорость. Однако за ними, как уведомил его диспетчер, шел еще один товарный поезд. Поэтому в бутылочное горлышко между водонапорными башнями они въезжали все же не слишком медленно.

Машинист Коркин смотрел на приближающиеся водонапорные башни и мост. Окутанные теплым осенним туманом в свете железнодорожных фонарей, они представляли собой фантастическое зрелище.

Железная дорога порой поражает воображение.

Мост выплывал из тумана по мере того, как расстояние между ним и локомотивом сокращалось. Через три минуты мост окажется у них над головой, и они прогрохочут колесами между башнями, словно в горном ущелье.

В этот миг машинист Коркин взглянул на мост, отвлекаясь от панели приборов. Чугунная ограда моста частично была разобрана, местами вообще отсутствовала – на мосту с лета шел перманентный ремонт. Огромную зияющую дыру закрывала хлипкого вида сетчатая загородка, замотанная предупредительными лентами. Машинист Коркин видел все это очень ясно. Свет мощного фонаря над мостом освещал этот участок, вырывая из тумана небольшое пятно.

А все прочее виделось каким-то размытым, потерявшим четкие контуры.

Мост, насколько мог заметить в этот краткий миг машинист Коркин, был пуст в ранний утренний час. До него оставалось примерно метров тридцать. Их состав стучал колесами так ритмично. И музыка… эта ретромузыка все играла по радио…

И вдруг…

Из тумана на мосту возникла фигура.

Все, что произошло в следующие мгновения, машинист Коркин запомнил на всю жизнь.

Он ничего не смог сделать, даже рванув тормоз.

Тяжелый состав заскрежетал, загудел, но могучая центробежная сила все равно толкала его вперед.

Лязг металла…

Грохот…

За спиной Коркина пронзительно закричал помощник машиниста.

Локомотив, отчаянно пытаясь затормозить, все равно втащил состав в темное ущелье между водонапорными башнями.

И только потом, высекая колесами искры из рельс, остановился.

Солнечногорск

Наши дни

Катя, Екатерина Петровская – криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области – в это утро дала себе сто миллионов обещаний не опаздывать на работу. Ее ждала куча дел – брифинг руководства, а до него и после него ей предстояло написать информационные сообщения для новостных каналов, да и статьи о прошлых делах, былых расследованиях ждали с нетерпением своего часа. Так что она просто зашивалась и поклялась не опаздывать.

Одна нога здесь, другая там – Катя даже не успела дома позавтракать, вылетела пулей из квартиры, решив заскочить по пути в маленькое кафе, купить кофе с собой. Заскочила, заказала любимый с некоторых пор флэт уайт. И тут ее настиг звонок мобильного. Она подумала, что это ее начальник – шеф пресс-службы, решила, что он уже на месте и сейчас устроит ей разнос.

Однако она услышала совсем другой голос.

– Екатерина, здравствуйте, это Миронов.

– Володя?

Старшего лейтенанта Владимира Миронова Катя не слышала с тех самых пор, когда он еще служил в Красногорске. Они в те времена работали по памятному для Кати делу об отравлении животных в приютах, которое самым причудливым образом переплелось с делом Музея имени Пушкина и египетской коллекции. Позже они виделись только на совещаниях в Главке. Затем Володя перевелся в Солнечногорский УВД: он женился, и они с супругой, точнее, их родители купили им квартиру в Солнечногорске, где цены не в пример ниже красногорских. Миронов был у начальства на хорошем счету и, несмотря на молодость, получил в Солнечногорске должность замначальника уголовного розыска, о чем мечтал, потому что в Красногорске он работал сначала участковым, а затем в кадрах.