Сирокко, поднимаясь во весь внушительный рост, одарила хирурга ледяным взглядом.

— Полагаю, речь не о моем носе. Я права?

Калвин выставил перед собой большой палец и, прищурив глаз, посмотрел поверх него в лицо Сирокко. Примерившись и что-то посчитав, он ответил голосом доброго доктора:

— Разумеется. Почему обязательно нос? Существуют и другие виды избирательной хирургии. Я весьма неплохо разбираюсь в каждом из них. Это мое хобби. Взять, допустим… — Он опустил палец чуть ниже.

Сирокко резво занесла ногу для пинка, и Калвин едва успел выпрыгнуть за дверь.

Когда она, улыбаясь, вернулась, Габи с распечаткой под мышкой сидела на маленькой скамеечке у койки.

Сирокко подняла бровь.

— Что-то еще?

Габи, глядя в сторону, открыла было рот, но так ничего и не сказав, лишь досадливо хлопнула себя ладонью по бедру.

— Да нет. Вроде бы все…

Приняв вслед за этими словами динамичную позу, словно собираясь рывком встать, она, тем не менее, осталась сидеть.

Сирокко задумчиво посмотрела на астронома, затем потянулась к телевизионной камере и отключила прослушивание.

— Это поможет?

Габи передернула плечами.

— Пожалуй. Решившись заговорить, я в любом случае вынуждена была бы попросить тебя об этом… Это, конечно, не мое дело…

— Но ты чувствуешь необходимость что-то сказать мне. — Сирокко терпеливо ждала.

— Ну… да. Капитан, как ты управляешь кораблем — твое дело. Хочу, чтобы ты знала: я об этом не забываю.

— Продолжай. Я восприимчива к критике.

— Ты спишь с Биллом…

Сирокко тихо рассмеялась.

— Сроду не спала с ним. Койка слишком узка, знаешь ли. Но мысль мне понятна.

Сирокко надеялась таким образом облегчить Габи разговор, но попытка не удалась.

Мрачная Габи вскочила и принялась расхаживать по каюте, каждые четыре шага упираясь в стену.

— Капитан, секс не имеет для меня большого значения. — Она опять дернула плечом. — Он у меня ни омерзения не вызывает, ни восторга. Если мне не придется заниматься любовью день… или год… Думаю, я даже не замечу этого. Но у большинства все иначе, особенно у мужчин.

— У меня тоже.

— Знаю. Потому мне и интересно, как ты… что ты чувствуешь к Биллу.

Настал черед Сирокко расхаживать по каюте. С ее ростом от стены до стены выходило всего три шага, и пользы ей это приносило еще меньше, чем Габи.

— Видишь ли, Габи, взаимовлияние людей в изолированной среде достаточно хорошо исследовано. В свое время пробовали организовывать сугубо мужские экипажи космических кораблей. Однажды набрали исключительно женскую команду. Пытались создавать рабочие группы из одних женатых и из одних одиночек. Вводили строжайший запрет на секс, потом отменяли все запреты. Полностью решить проблему так и не удалось. Люди упорно действовали друг другу на нервы и стремились заниматься любовью. Вот почему я никому не указываю, что ему делать в свободное время.

— Я и не говорю, что ты…

— Погоди. Я сказала все это для того, чтобы тебе не казалось, будто я не осознаю потенциальной проблемы. А теперь мне хотелось бы услышать наконец, о чем ты так упорно молчишь. Или о ком.

Пришлось еще подождать.

— О Джине, — выдавила наконец Габи. — Я имела дело с обоими — и с Джином, и с Калвином. Как я уже говорила, это ничего для меня не значит. Калвин вроде как питает ко мне чувства. Я к такому привыкла. Дома, на Земле, я сразу отшила бы его. А здесь порой трахаюсь с ним… ну, чтобы он не слишком расстраивался. В любом случае это не имеет для меня никакого значения — так почему не помочь человеку… Но с Джином несколько иначе. С ним я трахаюсь потому, что он… он так… напряжен… Понимаешь? — Габи стиснула кулаки, потом разжала и взглянула на Сирокко.

Та кивнула и невозмутимо подтвердила:

— Да, мне довелось с ним общаться.

— Ага, и он не устроил тебя. Он говорил мне об этом. И был при этом крайне угнетен. Его надрыв пугает меня — и пугает тем сильнее, что я не понимаю его. Уж не знаю, как он сам видит происходящее, но для меня наши с ним встречи — лишь попытки ослабить его напряжение…

Сирокко сжала губы.

— Короче, тебе хотелось бы от него избавиться. Не за мой счет, надеюсь?

— Нет-нет. Я не жду содействия — просто делюсь информацией. На случай, если ты не в курсе. А уж как ты эту информацию собираешься использовать — твое дело. Ты капитан — ты и разгребайся.

Сирокко кивнула.

— Заметано. Хорошо, что ты мне все рассказала. Но поскольку Джину не приходится вечно рассчитывать на поддавки — пусть учится разгребать продукты собственной жизнедеятельности сам. Он вполне способен достигнуть любой поставленной перед собой цели. Есть, конечно, у него в натуре некоторая деспотичность… Но если бы Джин не был способен владеть собой, его бы сюда не пустили.

Габи кивнула:

— Надеюсь, ты не выдаешь желаемое за оперативную информацию. Впрочем, предпочитаю верить.

— Скажу еще одну вещь. В твои обязанности не входит удовлетворять чьи-либо сексуальные потребности. Озаботить тебя подобными функциями можешь исключительно ты сама. Ни я, ни прочие коллеги. Только ты.

— Понимаю.

— Так и действуй сообразно. Надеюсь, ты не думала, будто я ожидаю от тебя чего-то подобного. Также надеюсь, что ты не ожидаешь ничего этакого от меня.

Сирокко упорно смотрела в глаза Габи, пока та не отвела взгляда. Потом дружески похлопала астронома по колену.

— А кроме того, сдается мне, все вот-вот разрешится само собой. Скоро мы будем слишком заняты, чтобы задумываться о постороннем.

С точки зрения баллистики Фемида была сущим кошмаром.

До сих пор никому как-то не приходило в голову вывести на орбиту тороидальное тело. Фемида насчитывала тысячу триста километров в диаметре и лишь двести пятьдесят толщины. К краям тор сужался до ста семидесяти пяти километров сверху донизу. Плотность его была неоднородной. Это давало основания предположить, что под аркой тонкой, но прочной наружной оболочки находится атмосфера. Кроме того, имели место шесть спиц в четыреста двадцать километров каждая. В поперечном сечении они являли собой эллипсы с большими и меньшими осями в сто и пятьдесят километров соответственно — за исключением оснований, сильно расширяющихся в местах соединения с тором. Еще более массивной, чем места крепления спиц, была ступица: ее диаметр составлял сто шестьдесят километров, а в центре зияло стокилометровое отверстие.

Попытка совладать с подобным телом грозила нервным истощением корабельному компьютеру — и Биллу, создающему модель, способную вызвать у компьютера доверие.