— А помнишь, что в них написано? Может, там нет ничего такого, что компрометирует тебя?

— Ого! Хватило бы Каролю послужить поводом для развода. Впрочем, вряд ли он расстанется со мной, поскольку я уверена, что без меня жить он не в силах. И все же я не могу допустить, чтобы эти письма попали ему в руки.

Я удивленно взглянула на нее. Неужели она не знает того, что ни для кого давно не секрет? Ведь ее Кароль уже кто знает с каких пор путается с другими женщинами. Или она действительно ничего не знает, или так хитро притворяется?

— Кроме того, этот подлец живет на Познанской, через три дома от Павела. Можешь себе представить, как я переживаю, чтобы они не встретились…

— О, это же ужас, — согласилась я. — На твоем месте я бы, наверное, его убила… Ну, а ты не пробовала попросить кого-нибудь поговорить с ним? Ведь твой брат офицер, человек храбрый. Он мог бы пойти к тому шантажисту…

— О нет, нет. Я ни за что не решилась бы признаться Владеку. Разве ты его не знаешь? Он порвал бы со мной всякие отношения. Я уверена, что он никогда не изменял своей жене. Это такой моралист… Честное слово, я уже скорее доверилась бы Павелу.

Вдруг мне пришла в голову замечательная идея.

— Слушай, Гальшка! А что, если бы я с ним поговорила?

— С Павелом?

— Да нет, с этим… Не может же он быть мерзавцем без чести и совести. Я постараюсь его убедить.

— Нет-нет. Это ничему не поможет, — возразила Гальшка. — Это человек, лишенный каких-либо человеческих чувств. Однако, веришь, он так меня любит…

— И все же можно было бы рискнуть. В конце концов, не съест же он меня! Надеюсь, он не какой-то разбойник?

— Да нет. Как на первый взгляд, то даже хорошо воспитан.

— Вот я и думаю, что мне удастся уладить для тебя это дело. Ты же знаешь, я умею это делать. Помнишь, как убедила Люту не разводиться с мужем? Он тогда еще прислал мне большую корзину орхидей. Так что, нечего и раздумывать. Я пойду к нему, и увидишь, что все улажу наилучшим образом. В конце концов, могу даже прибегнуть к обману. Заверю его, что и ты его любишь, но не можешь дальше выносить этой муки и жить под постоянной угрозой. Понимаешь? Таким образом ты получишь свои письма и обретешь свободу.

Гальшка еще немного посомневалась, и наконец согласилась. Она назвала мне фамилию, телефон и адрес того человека. Оказалось, его зовут Роберт Тоннор. Гальшка полагала, что он, возможно, иностранец, но не была в том уверена. Умоляла меня, чтобы я, боже упаси, не обмолвилась, что она называла его шантажистом.

— Он тогда упрется и непременно отомстит мне. Это очень страшный человек. Бога ради, будь с ним осторожна!

Я успокоила ее на этот счет. Мне очень понравилась эта миссия. Кто знает, что может постигнуть меня в дальнейшем в моих личных делах, а они куда серьезнее. Так что определенный опыт в таких случаях мне не помешает.

К часу я должна была ехать в Гусен-Кэтли, где мне шьют два бальных платья. Однако примерку пришлось отложить, потому что пришел дядя. Вот так пренебрегаешь самыми важными делами. Теперь придется с ними некоторое время погодить — и все это по милости Яцека! Если разобраться, то это большое свинство с его стороны. Я просто понять не могу, как это мужчина в своем уме — и двоеженец. Не теряю надежды, что как-то удастся все уладить, но пусть он и не надеется, что я ему когда-нибудь это прощу. Так или иначе, свое он получит.

Дядя Альбин показал себя настоящим чародеем. Он уже имел длинный список женщин, которые жили в крупнейших отелях и чьи имена или фамилии начинались на букву «Б». Таких было более сорока. Некоторых из них дядя уже видел, воспользовавшись услужливостью портье и коридорных. Но ни одна не вызвала подозрения.

— А как вы додумались, дядюшка, что среди них нет женщины, которая нас интересует?

— Я принимал во внимание некоторые предположения. Прежде всего — возраст. Поскольку Яцек женился на тебе где-то года три назад, он уже наверняка не сомневался, что бывшая жена покинула его навсегда и не будет разыскивать. Чтобы прийти к такому выводу, ему нужно было время — от двух до трех лет. Итак, имеем минимум восемь лет. Выйти замуж она могла не раньше, чем в восемнадцать. Восемнадцать да добавить восемь — будет двадцать шесть, это минимальная граница ее возраста. Однако нам надо определить и максимальную. Здесь дело сложнее. Восемь лет назад Яцеку было двадцать четыре. Таким молодым часто нравятся женщины, намного старше чем они сами. Скажем, сорокалетние. Но здесь должны учесть одно обстоятельство. Та женщина ушла от Яцека. А ты сама со временем убедишься, что немолодая женщина вообще не очень склонна бросать мужа, а тем более младше себя…

— Дядюшка, вы — гений, — убежденно сказала я.

— К этой мысли ты пришла не первая, — кивнул головой дядя. — Ты вторая. Первый был я сам. Итак, слушай. Все это говорит о том, что тогда эта особа считалась еще молодой и пользовалась успехом у мужчин. Тогда ей было лет двадцать восемь, не больше. Двадцать восемь и добавить еще восемь — будет тридцать шесть. Значит, этой «пани Б.», которую мы разыскиваем, может быть от двадцати шести до тридцати шести лет. Теперь относительно ее внешности. Насколько я знаю, Яцеку нравятся женщины определенного типа. Высокого роста, темноглазые блондинки. Следовательно, и здесь есть некоторые приметы. Кроме того, я готов поклясться, что «пани Б.» хороша, даже очень. Можно еще предположить, что она обладает тактом и приличными манерами.

— Почему вы так думаете? — удивилась я.

— Потому что если бы это была просто авантюристка, она обратилась бы к тебе, а не к Яцеку. Подняла бы шум, вероятнее всего — публично. А теперь подытожим: это молодая, красивая, высокая блондинка с темными глазами, хорошо воспитанная. Такую, собственно, я и ищу.

— Дядюшка, вы ангел!

— В определенной степени, — согласился дядя. — Видишь ли, детка, ангел — это бесплотный дух, способный проходить сквозь стены. Такому деньги ни к чему. И когда он берет на себя роль детектива, ему не надо ни кого-то подкупать, ни сидеть в отельных ресторанах. А на это ведь нужны деньги.

Я вскочила, чтобы принести сумочку, но дядя остановил меня движением руки.

— Нет, детка. Я взялся помочь тебе по двум причинам: во-первых, это и мне интересно, а во-вторых, хочу доставить тебе удовольствие. Никаких денег я у тебя не возьму. Да и вообще не упоминал бы о них, но в последнее время мне никак не везет в игре. Все приличные партнеры, вместо того, чтобы приходить играть, транжирит свои денежки в другом месте. Вот хотя бы твой Тото. Ему ничего не стоит выбросить на ветер несколько сот злотых. Играет же он, между нами говоря, как теленок. И вот уже две недели ни разу не заглянул в клуб.

Меня это удивило. Я знала, что Тото почти ежедневно посещает Охотничий клуб. Но вряд ли туда пускали дядю Альбина. На всякий случай я спросила:

— Вы, дядюшка, об Охотничьем клубе?

— Ну что ты! — он иронично скривился. — Охотничий клуб — это для меня прошлое, которое никогда уже не вернется. Я говорю о неком заведении, которое громко именуется клубом, но там потихоньку играют на деньги.