— Я знаю, о чем ты думаешь, — тут же проскрипел Птицеглаз. — Я останусь с тобой. Может это заставит тебя шевелиться побыстрее.

— Покажи руку.

— Рука сама не заживет. Будь я настоящим человеком, твои руны и отвары бы сработали. Но со мной така штука не пройдет. Так что прими мои поздравления: теперь у тебя появился бесполезный однорукий рот, которого придется кормить как человека.

Я усмехнулся.

— Но память-то тебе не отшибло?

— Нет.

— Значит, толку от тебя будет предостаточно.

Птицеглаз смерил меня насмешливым взглядом.

— Я тебя предупредил.

— Отдыхай. Прикажу принести тебе еды. В сундуке найдешь кое-какую одежду. Я вернусь позже.

— А ты куда? — удивился фетч.

— Добывать нам с тобой пищу для размышлений.

Я вышел и направился прямиком в келью, где приходил в себя отец Велстан. Монах и правда отделался испугом, несколькими ушибами и парой ссадин. Разве что заметно хромал после того, как неудачно упал в том овраге.

Но он был жив, в здравом уме и мог ответить на мои вопросы.

Я зашел в главный зал и, зачерпнув из чана с кипятком чашу воды, бросил туда несколько сушеных кореньев в трав. Ничего выдающегося, просто настой для укрепления сил. Велстан был хилым мужем, и такое ему точно пошло бы на пользу.

Кивнув сторожившему монаха хускарлу, я отпустил его и зашел внутрь.

Велстан молился перед символом спирали. Услышав меня, он не обернулся — сперва закончил молитву и лишь затем выпрямился.

— Я предполагал, что ты придешь, начертатель. Правда, ожидал тебя пораньше.

Я улыбнулся.

— Мне тоже потребовалось время, чтобы прийти в себя.

— Я за тебя молился. Рад, что бог внял моим мольбам.

— Зачем? — удивился я.

— Затем, что ты не плохой человек, пусть и пока что блуждаешь во мраке своих верований. Но моя вера учит ценить каждого.

— Что ж, прими мою благодарность, отец Велстан. Я пришел по делу.

— Конечно, — кротко улыбнулся монах. — Иначе зачем бы я тебе понадобился. Что ты хочешь знать?

Я прошел вглубь его небольшой комнатки и уселся на лавке. Велстан расположился на кровати напротив меня.

— Расскажи мне все, что знаешь об Эдельхуне Лумлендском, — уставившись на бледного церковника, проговорил я.

Монах растерянно оглянулся по сторонам.

— Даже не знаю, с чего начать, начертатель…

— С самого начала.

Я протянул ему чашу с горячим отваром. Велстан смерил ее опасливым взглядом.

— Там нет никакого колдовства, — пообещал я. — Только целебные травы и горячая вода. Начертатели, знаешь ли, умеют не только руны рисовать.

— Да, я уже понял, что и головы рубить вы мастера, — преодолев сомнения, Велстан все же принял пойло из моих рук. — Я уже рассказывал вашему вождю Скегги об Эдельхуне. Не знаю, что еще можно добавить…

Эта медлительность, свойственная почти всем эглинским церковникам, начала понемногу выводить меня из себя. Ну да, им-то особо некуда было торопиться — впереди райские кущи и настоящая вечная жизнь. Но у меня хватало забот и на земле.

— Давай я поставлю вопрос иначе, — я подался вперед и уставился на Велстана испытующим взглядом. — Мне нужно знать об Эдельхуне все, что возможно. Какая у него семья, как он воспитывался, как жил и живет, во что верит… Все — это значит все. Любая мелочь будет ценна.

— Но зачем вам это?

— Затем, что я хочу понять, как Эдельхун мыслит. И предположить, что он будет делать дальше. Врага нужно знать лучше самого себя, а он теперь мой враг.

Отец Велстан понимающе кивнул. Мне показалось, что на миг на его лице даже промелькнула печальная улыбка.

— Я ведь могу наговорить чего угодно, насочинять множество небылиц… Почему ты готов мне поверить, начертатель?

— Пусть ты и эглин, монах, и веруешь в своего вечно мертвого и вечно живого бога, но я знаю, что ты не дерьмо, — ответил я. — И знаю, что ты любил Беору. Вы оба — ты и Кедда — всегда старались ее защитить. Уж как умели, но я видел, что она вам дорога.

— И потому ты мне доверишься?

— Я могу собрать нужные сведения сам, просто это займет больше времени, — улыбнулся я и откинулся к стене. — Однако мы можем помочь друг другу, ибо цель у нас одна.

— У нас разные цели, начертатель, — тихо ответил Велстан. — Ты хочешь вернуть принцессу, чтобы она стала предметом торга между северянами и Оффой. Я же хочу, чтобы она просто была в безопасности и покое.

— Одно не отменяет другого.

— Хотел бы я напомнить, при каких обстоятельствах вы потеряли Беору, но все и так все понимают, а злить тебя я не хочу, — вежливо, но ощутимо подколол монах. — Итак, Хинрик, я расскажу тебе все, что знаю. Будем считать, что на этом этапе мы — союзники. Тем более что я могу поведать тебе кое-что интересное, ибо я сам из Лумленда.

Я удивленно вскинул брови. Едва начавшие покрываться корочкой раны на голове тут же напомнили о себе болью.

— Вот как? И как же ты оказался при Беоре Мерглумской, если сам из Лумленда?

— Моя мать из Мерглума, а отец — из Лумленда. Отец был призван воевать во время нашествия ваших дедов на Эглинойр, да там и сгинул в одной из битв. Мать после этого перебралась к родне в Мерглум. А меня, поскольку лишний рот кормить мало кто хотел, отдали на воспитание в монастырь. Благо двоюродная тетка за меня попросила. Она тоже сестра церкви.

— Пока что этот рассказ больше о тебе, Велстан.

— Ты спросил, как я оказался в Мерглуме — я говорю. В обители я получил постриг, когда достиг нужного возраста. У меня открылся талант к красивому письму, я быстро научился читать бегло. И так бы и остался переписчиком священных текстов, кабы не моя страсть к языкам и наукам. Это привлекло внимание покойного отца Оффы и Беоры, и он включил меня в свиту наставников своих детей. Ну а позже и сан дали, ибо королю отчего-то показалось, что я его заслуживал. Словом, в отличие от Кедды, я самый настоящий ученый муж. И единственным оружием, которым я могу сражаться, является перо.

Я задумчиво кивнул. Что ж, силу слов многие недооценивают. Помимо того, что Велстан крутился при дворе и явно мог кое-то знать о тонкостях отношений правителей, его также можно было использовать для дел официальных. Писать красивые письма кому следует, например…

— Как в Мерглуме относятся к Лумленду? — спросил я.

Велстан усмехнулся.

— Точно так же, как нейды относятся к туннам.

Я поперхнулся от неожиданности.

— Откуда тебе знать, монах?

— Я ученый