Вот оно что… Нэнси не станет обсуждать со мной Лабиринт, и не потому что не хочет, а потому что боится. Боится меня и того, как я могу себя повести. Я сделала последний глоток и протянула ей пустой бокал.

– Капни еще.

Нэнси снова наполнила бокалы. Я взяла свой, глотнула и поморщилась. На этот раз коктейль был куда крепче.

– А у меня резервация, – сообщила я, начисто проигнорировав ее напоминание о секретности. – Странно, да? Практически с первого же раза.

Нэнси приподняла бровь:

– Повезло. Но особо не обольщайся, он отменит ее, как только ты ему надоешь. Так что все равно окажешься в общих комнатах.

В самом деле. И почему я сама об этом не подумала? Все так логично. Зарезервировать девушку, пока она интересна, и вернуть обратно, как только наскучит. Не очень обнадеживает, если честно.

– К тому же, – добавила Нэнси, – резервация возможна только до тех пор, пока ты не перейдешь на пятый уровень.

– Да? А почему?

– Потому что воздействие пятого уровня предполагает, что участников может быть больше, – глядя мне в глаза с какой-то странной полуулыбкой сказала Нэнси.

Щеки вспыхнули, я уткнулась в бокал. От смятения, вызванного ее словами и тоном, даже коктейль не показался мне слишком крепким. Я могла бы поклясться: она испытывает непонятное удовольствие, скорее даже злорадство, сообщая мне все это. С другой стороны, она может думать, что хочет, и относиться ко мне как угодно. Главное, я получу информацию, которая мне сейчас просто чертовски необходима. Хоть немного, по крупицам, но получу!

Нэнси забрала пустой бокал из моих рук и снова разлила спиртное.

– Я не шучу, Элис, – неожиданно трезво и жестко сказала она. – Не вздумай болтать о Лабиринте! Никогда и ни с кем! Даже со мной! А уж тем более со своим дружком.

– Конечно, – поспешно кивнула я. Почему-то стало не по себе. – И в мыслях не было. Ты ведь другое дело.

– Не другое. Думаешь, они хотят, чтобы девчонки обменивались опытом? Хотели бы – устраивали бы нам сеансы групповой терапии, но они не хотят.

Нэнси еще не раз наполняла наши бокалы, но о Лабиринте мы больше не говорили, словно эта тема даже между нами была под запретом. И то, что мы его уже нарушили, ничего не меняло.

Мы обсудили общих знакомых, фильмы, книги, и только уже уходя, у самых дверей я набралась смелости (полбутылки мартини, которые плескались во мне к тому времени, тоже очень помогли) и спросила:

– А на каком уровне ты?

Нэнси разом помрачнела, плотнее заматываясь в свой плед. Повисла тяжелая пауза, и я уже подумала, что ответа не будет. Конечно, мне хотелось хотя бы таким окольным путем выяснить: сколько примерно уровней в чертовом Лабиринте, она ведь давно там. Но, в конце концов, обсуждать это, видно, действительно нельзя, раз уж Нэнси, у которой раньше ни один секрет надолго не задерживался, не рискует рот открывать.

– На тринадцатом, – все-таки сказала она хрипло. Прокашлялась и еле слышно добавила: – После выходных первый день.

Домой я ввалилась среди ночи. Странно, пока сидела у Нэнси, казалось, что я в полном порядке, а вот когда поднималась по лестнице, чертыхаясь и спотыкаясь на каждой ступеньке, поняла, что опьянела куда сильнее, чем думала. С пятого раза попав ключом в замочную скважину, я ввалилась в квартиру, стукнулась в потемках обо что-то лбом, с трудом закрыла дверь и, решив не беспокоить Элвиса, шмыгнула на кухню. Раскинула «гостевой» матрац на полу и затихла.

Утром я проснулась с дикой головной болью. Вставать, а тем более открывать глаза не хотелось, хотелось умереть прямо здесь. Но желание выпить таблетку, и еще чего-нибудь холодненького пересилило. Я поднялась с матраца и обреченно побрела в гостиную.

Как ни странно, Элвиса на диване не было, зато на столике лежала записка: «Ты хорошая девчонка, Элис. И то, что ты хочешь мне помочь, спасибо тебе. Я это ценю, но принять твою помощь не могу. Не хочу, чтобы из-за меня ты вляпалась в неприятности. А все, что сейчас с тобой происходит, выглядит как одна сплошная неприятность. Чем бы ты там ни занималась, прекрати это. Люблю, Элвис».

Я раз за разом перечитывала текст, хотя и беглого взгляда хватило бы понять: Элвис меня бросил из какого-то своего дурацкого благородства. И теперь… И теперь, черт возьми, я даже не знаю, где он и что с ним. Я схватила телефон, отыскала в списке его имя и с отчаянной надеждой нажала на вызов. Отключен, телефон отключен. Вот и все… От кого бы ни прятался сейчас Элвис, Брикс решит, что Элвис прячется от него. И с этого самого мгновения его судьба предрешена. Я плашмя упала на диван, уткнулась в подушку, которая все еще хранила запах Элвиса, и разрыдалась.

Весь день я провела как будто в забытьи, пропустила занятия в университете, хотя этого как раз делать не стоило. Ну что поделать, если сил даже на то, чтобы подняться с дивана, я в себе не находила. Лежала и обнимала подушку, хранящую такой родной запах. Слезы давно кончились, внутри была тоскливая пустота, словно все оттуда вырвали с корнем, оставив пустую оболочку. Лишь к вечеру способность здраво мыслить начала возвращаться, и я смогла подвести хоть какие-то итоги.

Итак, Элвис ушел. Не потому что я надоела или ему наскучило, а потому, что хотел меня спасти. Что ж, в этом определенно было свое благородство и даже самопожертвование. Я бы, наверное, даже восхитилась его поступком, если бы на смену глухому отчаянию и горю не пришла здоровая злость.

Я поднялась и, сев на диване, с яростью стукнула кулаком подушку, которую весь день обнимала.

Черт возьми, да как он мог сделать это с нами? Словно не было наполненных смехом и маленькими радостями дней и горячих безумных ночей, милых пустячков по праздникам, одной на двоих коробки с китайской лапшой, потому что кончились деньги? Словно не было доверия, искренней близости и этого «всегда вместе»?

И как он мог поступить так со мной? Одним движением перечеркнуть все, что я сделала, все, что пережила, все, через что прошла и с чем смирилась? Страх… Разъедающий душу стыд… Отвращение к самой себе… До вчерашнего вечера я знала, ради чего терплю их: ради того, чтобы Элвис остался жив. А теперь, получается, все было зря?

Я никак не могла принять и понять до конца это благородное предательство. Да, именно предательство. Он ушел, чтобы спасти меня, но он же меня и подставил. Не подумал, что люди Брикса в первую очередь будут его искать здесь. И кто знает, на что они способны. Люди Брикса…

Ночь уже упала на город, когда мне в голову пришло одно простое и разумное решение, совершенно дикое и все же простое и разумное.

Я умылась, привела себя в порядок, натянула свое самое роскошное платье. Нет, конечно, роскошным в полном смысле этого слова оно не было. Платьице и платьице, короткое, черное, на тонких бретелях. Мерцающая ткань придавала ему дорогой вид, хотя на самом деле наряд был прикуплен по случаю на распродаже.