– Это вам пригодится, – он поставил на стол крошечный пузырёк. – Две капли на столовую ложку, каждый день, в одно и то же время. В ближайшие полгода вам нежелательно беременеть, лишняя нагрузка на организм.

Сначала я не поняла, о чём он. Затем вспыхнула.

– За кого вы меня принимаете, летт? За шлюху?!

– Нет. – Тёмные глаза презрительно сощурились. – В отличие от вас, шлюхи честно отрабатывают свои деньги.

Я забыла о том, что полураздета, и вскочила. Ладонь сама описала широкий полукруг и звонко впечаталась в щеку наглеца.

– Убирайтесь! И больше не смейте ко мне прикасаться!

Тэйт отступил на шаг, развернулся и вышел.

От гнева я дрожала и была вынуждена опять сесть. Уткнула лицо в ладони. Отрешённый, неужели ты решил, что мне мало потерять родину, дом, семью? Нужно отнять ещё и честь? Скажи мне, всевидящий, что в моём поведении натолкнуло Тэйта на эту мысль? Расчётливые слова Согар? То, что бессознательную меня приютил влиятельный летт? Или добродетельные дамы Орлиса уже пересказали целителю сплетни о кирейской гадюке?

Если б не мокрые волосы, я сбежала бы прямо сейчас. Но ранняя весна – это не лето, а чудом избежать смерти, чтобы затем простыть и свалиться в горячке – глупо. Среди сотен бредовых слухов о кирейках есть и правдивые, даже в ярости мы не теряем способность хладнокровно рассуждать. Я постаралась взять себя в руки. Преодолела гадливость и смахнула в мусорное ведро пузырёк с противозачаточными каплями, дотрагиваться до него было противно. Вновь оделась, расчесалась и заплела ещё влажные волосы в косу. Хотела идти искать Ирвина, но через несколько минут он сам постучал в дверь. В комнату проходить не стал, напротив, галантно предложил руку.

– Доброе утро, Мэй! Тэйт только что обрадовал меня тем, что вы окончательно поправились. Могу я пригласить вас позавтракать со мной?

При упоминании целителя пришлось закусить губу, чтобы не выдать своих чувств. Первым порывом было немедленно поблагодарить за заботу и распрощаться. Но желудок недвусмысленно напомнил, что одна тарелка супа раз в два дня – это не еда, и, увы, голод оказался сильнее гордости. От приличного состояния Ардена мне пока не досталось ни монетки, и вряд ли кто-нибудь ещё в городе пожелал бы накормить меня бесплатно.

– Доброе утро, Ирвин. С большим удовольствием.

– Вы прекрасно выглядите, – польстил мне он. – Я никогда не видел такого необыкновенного цвета глаз. Словно северное сияние над вечными льдами – все оттенки синего, голубого и бирюзы.

Вежливо улыбнулась. За последние месяцы я отвыкла от комплиментов, хотя когда-то воспринимала их как нечто само собой разумеющееся. С чем только не сравнивали мои глаза! С морскими волнами, драгоценными камнями, перьями редких птиц, крыльями тропических бабочек… Синие глаза отца и зелёные – матери – наградили нас с братом уникальным, переливчатым, меняющимся цветом радужек. Это стало ещё одной причиной, почему в Орлисе меня называли ведьмой.

Под руку с Ирвином я вышла в коридор и с любопытством поглядывала по сторонам. Дом летта Гивора по праву считался одним из лучших домов города. Дéнир Гивор возглавлял Совет управителей Орлиса, Арден мельком упоминал, что он владеет всей землёй отсюда и до Кагáра. Неудивительно, что столичный представитель остановился именно у него, и мне посчастливилось оценить особняк изнутри. Холодный климат Гидара оказал влияние и на архитектуру. Здешние здания отличали толстые стены, и, как следствие, – небольшие окна с широкими подоконниками, и полное отсутствие привычных мне террас или веранд. А ведь это приграничье, юг страны, что же творится на севере! На полу в коридоре лежал пёстрый катизский ковёр, стены и потолок были обшиты деревянными резными панно. Утреннее солнце било в окна, но я заметила множество светильников с гидарским огнём: в спящем состоянии они напоминали мутные стеклянные шары. Комната, куда меня привёл Ирвин, судя по скромным размерам, являлась гостиной, а не столовой. На небольшом столике был сервирован завтрак на двоих – бекон, омлет, гренки и чай.

– Прошу вас, – Ирвин любезно выдвинул стул. – Позволите поухаживать за вами?

Когда ты с рождения привыкла к тому, что вокруг тебя воспитанные люди, которые оказывают всяческие знаки внимания, придерживают дверь, пропускают вперёд, подают руку, очень трудно потом смириться с грубостью и невежеством. Восемь месяцев вне дома стали для меня тяжёлым испытанием, и от поступка Ирвина я чуть не расплакалась.

– Благодарю.

Ирвину явно не впервой было ухаживать за девушками, настолько ловко он наполнил мою тарелку и разлил чай по чашкам.

– За время этой поездки я совершенно одичал, – тем не менее пожаловался он. – Жители приграничья, несомненно, обладают множеством достоинств, но манеры, похоже, переняли от соседей-бандитов. Правда-правда, Мэй, не смейтесь! Светские беседы за чаем они и вовсе считают занятием для столичных бездельников. Мне кажется, изо всех слов у меня в голове остались одни казённые фразы и административные циркуляры. А с Тэйтом не особо-то поболтаешь.

– Почему? – сорвалось у меня.

– О! – заулыбался Ирвин. – Тэйт – это Тэйт. Он любит строить из себя этакого мрачного нелюдимого типа, который выше всяких условностей. Разговоров ради разговоров он терпеть не может, чай пьёт исключительно затем, чтобы утолить жажду, и каждую свободную минуту проводит, уткнувшись в книгу. Я же небольшой поклонник чтения и в часы досуга предпочитаю нормальное человеческое общение.

С грустью подумала, что многое отдала бы за книгу, неважно, на каком языке. В доме Ардена изредка появлялись лишь газеты и журналы, которые доставляли из Кагара с недельным опозданием.

– И это продлится ещё целый месяц, пока мы не доберёмся до Нейсса. К тому моменту я завою с тоски, словно керо́нский волк! Вдобавок этот бесов нейсский! Учу его уже шесть лет и до сих пор допускаю грубейшие ошибки. Как я буду объясняться, когда любое неправильное ударение придаёт слову иной смысл? Сделаю даме комплимент – и нанесу смертельное оскорбление!

– Возьмите переводчика.

– Увы, – покачал головой Ирвин. – В моём случае посредники неуместны. Зависеть от третьего лица, брать его с собой на конфиденциальные встречи… Нет, я не вправе так рисковать.

– Тогда наймите учителя.

– И где я его найду? – Ирвин скептически покосился в окно на крышу дома напротив с флюгером в виде задорного петушка. – Нейсский в Гидаре не пользуется популярностью, в отличие от языка империи. На огорийском здесь худо-бедно изъясняется каждый пятый, а приличного нейсского не услышишь даже в Рексоре.

– Попросите летта Тэйта позаниматься с вами.

– Из него преподаватель – как из меня храмовый служитель! – фыркнул Ирвин. – Мои промахи его бесят, он язвит, я злюсь и от волнения