«Три — ноль, наши ведут!» — мелькнула мысль.

Один за радистом, два за мной, сколько за мехводом, не знаю. Развернув танк, мы погнали прямо по полю в сторону леса. Подъезжая к опушке, я открыл люк и выглянул. В приборы наблюдения ни хрена не видно, поэтому приходится высовываться, чтобы оценить обстановку. Оглядевшись, заметил направленную на дорогу маленькую противотанковую пушку, около которой суетились немцы. Заорав: «Пушка справа!» — стал быстро разворачивать башню, но не успел. Танк подпрыгнул, вминая орудие в землю, и, скрежеща металлом о днище, мы рванули дальше.

Я снова выглянул наружу, чтобы оглядеться. Метрах в трехстах от нас дорога ныряла в лес, и сквозь рев двигателя до меня отчетливо донеслись звуки стрельбы. Скомандовав мехводу двигать в ту сторону, захлопнул люк и стал наблюдать в перископ. Полуторка разведчиков слетела на обочину и уткнулась капотом в куст. От кузова отлетали куски, из открытой кабины свешивалось тело водителя. Вдали было отчетливо видно дульное пламя пулеметов.

— Стоп! — заорал я и, наведя перекрестье прицела под правый пулемет, нажал на педаль спуска. На позиции немцев вырос куст разрыва. — Осколочный!

— Готово!

После трех выстрелов вслед отходящим гитлеровцам мы тоже сдали назад и заехали в кусты: хоть и похоже на то, что противотанковая пушка тут была только одна, но береженого бог бережет. Я откинул ремень и, чуть приоткрыв люк, осторожно выглянул — не хотелось бы получить пулю от какого-нибудь недобитка. Осмотрелся. Со стороны кювета к нам перебежками направлялись два бойца в пограничных фуражках — один с МП, другой с ППД в руках. Уже смелее открыв люк, выскользнул на землю, оставив шлемофон на сиденье.

— Вовремя вы, товарищ капитан. Спасибо. Еще бы немного, и нас гранатами забросали, — сказал тот самый старшина-пограничник, которого я видел, когда очнулся.

— Еще живые есть?

Старшина только головой покачал:

— Только мы, товарищ капитан. Остальных наповал, почти в упор били. Хорошо еще, что Журов их заметил и успел руль вывернуть. — И добавил: — Разрешите документы у наших забрать?

Кивнув, я задумался, что делать дальше. Но долго думать мне не дали. Километрах в трех вдруг залпом ударили пушки.

«Стопятимиллиметровки, — подсказала мне память Шведа. — Черт! Да они же наших перемалывают!»

Указав подбежавшим погранцам на танк и подождав, пока они заберутся на моторное отделение, приказал мехводу двигать прямиком в сторону немецкой батареи.

Несмотря на нехватку времени, погранцы успели неплохо прибарахлиться: притащили две токаревские самозарядки и еще один МП, который я тут же отжал себе — не приведи бог, подобьют, так хоть будет, чем повоевать.

Переехав дорогу, мы рванули на максимальной скорости вдоль опушки в сторону бьющих орудий. Через два километра нам попался овраг, идущий поперек движения. Пришлось слезать и отправляться на осмотр.

«Так, с нашей стороны склоны пологие, пройти можно, но на ту сторону здесь не подняться… Зато вон там…» В бинокль место выглядело многообещающе. Точно, можно выехать. Приказав погранцам прикрыть нас, я вернулся в машину.

«Тридцатьчетверка», собирая складками ковер травы, осторожно сползла в овраг. Через километр-полтора овраг стал меньше, и орудия били как будто над головой. Приказав остановить танк, я отправил «десантников» в разведку. Поднявшись, они осторожно выглянули, и тут же старшина, обернувшись, активно замахал руками. Позвав с собой Суркова и прихватив автомат, я направился к погранцам.

На небольшом поле стояли две батареи стопятимиллиметровых орудий. Вдали под деревьями — грузовые машины, пара заправщиков и легковушка. В середине — две автоматические зенитки. Прямо у нас на глазах к одной из пушек подъехал грузовик со снарядами, и расчет принялся быстро его разгружать.

Быстро прикинув, что и как, принялся объяснять свой план:

— Суриков, поднимаемся здесь, и сразу останавливаешься. Я стреляю по зениткам. После второго выстрела двигаешь вперед и начинаешь давить пушки. У них нет ничего легкого, противотанкового, а эти дуры попробуй разверни, тем более под огнем. — Потом пришел черед погранцов. Их задача была совсем простой — прикрывать нас, не особо при этом высовываясь.

Взревев двигателем, «тридцатьчетверка» мощным рывком выметнулась из оврага и тут же встала. Я навел прицел на крайнюю зенитку. Расчет замер, в изумлении глядя на нас. Выстрел. Черт! Разрыв вспух слева! Выстрел. Есть! Расчет второй зенитки быстро разворачивал свою спарку в нашу сторону. Выстрел! Хорошо, что старшина подзадержался с движением… Еще одно готово!

Пулемет радиста бил короткими очередями по расчетам ближайших орудий. Наведя прицел на грузовики, я скомандовал Сурикову короткую. Попал. Потом еще раз, еще… Шестой выстрел пришелся в грузовик со снарядами, и на месте стоянки разверзся ад. Даже нас тряхнуло. А уж каково пришлось расчетам тех гаубиц, до которых мы еще не успели добраться! Всякие попытки развернуть орудия в нашу сторону немедленно прекратились. Вдруг «тридцатьчетверка» дернулась и заглохла. В наступившей тишине послышался мат старшины. Нажав пуск, Суриков вновь завел танк, и опять все повторилось — двигатель заглох.

— Гусеница застряла, товарищ капитан, — объяснил мне очевидную вещь мехвод.

Покрутив перископом, я приказал Сурикову и Манкову оставаться в машине, а Молчунову — следовать за собой, после чего выбрался наружу. К нам подбегали пограничники:

— Отлично вы их побили, товарищ капитан!

«Да уж! — Глаза сами отыскали несколько покачивающихся фигур в мышиного цвета мундирах, поднявших руки, и лежащую на боку гаубицу. — Погуляли хорошо».

— Молчунов, что там? — спросил я радиста, осматривающего танк.

— Кусок щита попал в гусеницу, но если сдать назад, то освободимся, — отозвался сержант.

Выглядывающий из люка механика-водителя Суриков кивнул, и «тридцатьчетверка», рыкнув и выбросив облако черного дыма, медленно принялась сползать с орудия. Мы с радистом руководили этим процессом, указывая, в какую сторону довернуть. В это время пограничники, согнав пленников в кучу и усадив прямо на землю, нас прикрывали.

Освободив танк, я задумался: часть немцев разбежалась, сейчас нажалуются большому папе, что их тут обидели, и нам придется кисло. С другой стороны, отказываться от четырех уцелевших гаубиц… Увы, все же придется их уничтожить. Вот только как это сделать? Давить массой? Уже пробовали, чуть гусеницу не порвали. Тогда как?

В конце концов в голову не пришло ничего более умного, чем заряжать орудие, забивать ствол землей и стрелять, привязав к спуску длинную веревку. Правда, приходилось прикрывать отряженных на это дело погранцов корпусом танка… А пленных, пленных мы «отпустили». Бойцы еще не могли принять подобные методы, и мне пришлось продавить приказ на уничтожение противника.

Вернувшись в овраг, мы поехали дальше по нему и метров через сто наткнулись на немцев, мертвых немцев. Остановив танк, я велел пограничникам осмотреть их. Те быстро вернулись: