Созерцая игру ее лица, эти летучие улыбки, этот блеск живых глаз под завесой ресниц, блеск, то исполненный нежности, то чудесной гордыни, вы приобщались к гармоническому совершенству.

На будущее я взирал с надеждой, но не без тревоги.

Я не забыл, как резко оборвалось наше свидание, я помнил, что красавица даже не намекнула на возможность новой встречи. Я не видел моста к продолжению нашего знакомства, разве что слепой случай сведет меня вновь с мексиканкой.

Но я решил не доверяться року, а повлиять на события, поскольку это было в моей власти.

В мозгу моем промелькнул десяток планов, и все они клонились к одному: к возобновлению знакомства с Изолиной де Варгас.

Стояло смутное, беспокойное время, и красавица, вероятно, редко выходила из дому; каждый день, каждый час мог быть получен приказ о выступлении, и тогда все пропало, я вряд ли вернусь на аванпосты, с которыми отныне связана моя судьба.

Округ был на военном положении; я считался его полновластным хозяином и мог проникать свободно, куда мне вздумается. На самом же деле все было не так.

До одури созерцал я белые стены великолепной гасиенды, но никак не мог найти предлога, чтобы постучать в ее двери.

Надо было покончить с этим томлением, и, перебрав в уме тысячи комбинаций и тут же их забраковав, я остановился на самой бесхитростной: взгляд мой случайно упал на белое лассо отличной работы, висевшее на луке моего седла. Это лассо являлось якорем спасения: что, если вернуть его по принадлежности?

Вот к чему сведется мое вмешательство в естественный ход вещей, в остальном я доверюсь счастливой звезде.

Закурив сигару, я поднялся на азотею, чтобы обдумать в подробностях план маленькой кампании.

Не успел я и двух раз обойти плоскую крышу, как на площади застучали копыта. Всадник был в драгунском мундире, и я тотчас узнал в нем ординарца из штаба главнокомандующего.

Он спросил коменданта поселка. Ему указали на меня, и нарочный рысью направился к дому алькада.

Представившись, он доложил, что имеет для меня пакет от главнокомандующего, и показал запечатанный конверт.

Я велел ему подать пакет на азотею на кончике сабли.

Ординарец, исполнив свое поручение и отдав мне честь, ускакал галопом, как и приехал.

Я вскрыл конверт и прочел:

«Штаб главнокомандующего.

5 июня 18…

Предлагаю вам, господин капитан, взяв с собой необходимое количество людей, отправиться в гасиенду дона Рамона де Варгас, по соседству с занимаемой вами деревней. Там вы найдете пять тысяч голов рогатого скота, который вам предписывается пригнать в тыл армии, в распоряжение главного интенданта. Там же возьмите погонщиков для сопровождения скота. Часть вашего отряда примкнет к проводникам. Характер этой операции выяснится для вас из прилагаемой записки.

Старший адъютант…»

«Какое удивительное совпадение! — подумал я. — Только что ломал я голову над тем, как проникнуть в дом Рамона де Варгаса, и вот все устраивается, как по мановению волшебного жезла. Видно, я родился в сорочке — счастье само плывет мне в руки».

Я позабыл о белом лассо. Радуясь такому благовидному предлогу, как прямая служебная обязанность, я бодро и уверено готовился к посещению гасиенды с приятным сознанием гостя, которого ждет хороший прием.

Ах, вот еще: Ихурра… Совсем было выскочило из головы! Столкнусь ли я с ним в гасиенде?

При одной мысли об этом человеке все мои радужные фантазии померкли.

Но приказ из главной квартиры требует точного и быстрого исполнения, и необходимость действовать положила конец моему раздумью.

Не теряя ни минуты, я приказал седлать пятьдесят коней.

Я занимался тщательным туалетом, когда внезапно вспомнил, что не мешает познакомиться с содержанием записки, о которой говорилось в приказе. Развернув четвертушку бумаги, я, к удивлению своему, увидел испанский текст.

Вот что я прочел:

«Пять тысяч голов рогатого скота, заготовленные, согласно продажной квитанции, находятся в вашем распоряжении. Но убедительно прошу вас симулировать насильственный угон быков. Прибавляю, что посланный ваш поступит благоразумно, выполнив этот мнимонасильственный акт с подчеркнутой грубостью. Мои пастухи — к вашим услугам, но лично я лишен возможности отдать им необходимые распоряжения.

Рамон де Варгас».

Записка эта была адресована главному интенданту американской армии. Смысл ее, темный для непосвященных, для меня был ясен, как день.

Однако, несмотря на то что записка дона Рамона де Варгаса была тонка и дипломатична, мне совсем не улыбалось вторжение в гасиенду с взламыванием ворот и застращиванием пеонов. Хорош я буду в роли наглого мародера, с ножом у горла требующего у хозяина выдачи пяти тысяч быков.

«Воображаю, — вздохнул я, — что подумает Изолина… Несомненно, она должна быть в курсе дела.

Изолина, — успокоил я себя, — оправдает мое поведение, и я постараюсь выполнить инструкцию как можно мягче. Самую грузную часть программы свалю на лейтенанта».

Если красавица не будет отсиживаться в своей комнате, я хоть мельком увижусь с нею.

Прозвучал сигнальный рожок; пятьдесят рейнджеров с лейтенантами Холлингсвортом и Уитлеем вскочили на коней. Колонной по двое в ряд мы выехали из деревни и через десять минут остановились у гасиенды.

Массивные, как на тюремном дворе, ворота были заперты на засов с тяжелым висячим замком и припечатанными железными болтами. Неприветливо глядели окна с захлопнутыми ставнями.

Снаружи — ни души; даже встревоженные пеоны притаились.

Я уступил инициативу лейтенанту; он знал достаточно хорошо по-испански.

Спешившись, он подошел к воротам и крепко ударил в дубовую обшивку ручкой револьвера.

— Откройте! — крикнул он.

Ответа не последовало.

— Открывайте ворота! — повторил он настойчивее.

Снова молчание.

— Эй, вы там! Отворяйте! — кричал лейтенант, барабаня револьвером.

Изнутри отозвался чей-то дрожащий голос:

— Кто там?

— Это я! — взревел