– А что, мы в последний раз видимся? – Моцарт вопросительно и задумчиво посмотрел на Гошу. И ему стало не по себе. Он к Гошке испытывал симпатию. А уже говорит о том, что они больше не увидятся.

– Нет же, – успокоил его Гоша, – но мне непривычно встретиться с настоящим волшебником. Ведь мы даже не знаем, что будет дальше, – стал придумывать Гоша, чтобы как-то оправдаться перед новым другом. – А спать ты где будешь? – поставил он в тупик Моцарта. – Хотя вам волшебникам и спать-то, может, не нужно. Я, может, если бы был волшебником, то совершал бы чудеса, не останавливаясь. Спать бы перестал, – но тут Гоша выпрямился и стал серьёзным. – Постой! Что-то я отвлёкся, – он выставил одну ногу вперёд, рукой подбоченился. – Я же тебя не проверил, настоящий ли ты волшебник.

– Давай показывай, что ты умеешь. А потом мы решим, что делать с твоими знаниями. Я позвоню Слюнтику и Балбесу. И уж вместе мы придумаем, где могут пригодиться твои способности.

Гоша подошёл к столу и встал между ним и окном.

– Вот, Моцарт, первая твоя проверка. Переставь стакан с подоконника на стол. И обратно. А я посмотрю, не мухлюешь ли ты.

Гоша говорил очень важным тоном, всем своим видом показывая, что никаких поблажек Моцарт не получит. И всё должно быть по-честному.

– Я тебе показывал фокус, самый что ни на есть настоящий, и ты мне покажи, на что ты способен. А иначе ты, – он задумался, – болтун будешь!

Моцарт слегка обиделся на Гошу за такие слова, которые настоящие друзья, конечно же, не говорят друг другу. Гоша заметил на лице Моцарта недовольство и поспешил исправить положение, чтобы тот не обижался на него.

– Моцарт, это проверка, – он интонацией голоса показал, что не такой уж он и жёсткий человек, а напротив, даже очень добрый.

Гоша признался бы, что он так не думает, как говорит. Но правила мальчишек его обязывают проявить строгость. И Гоша, чтобы лишний раз не обижать Моцарта, добавил:

– Я, конечно, всем скажу, что ты хороший парень. Но если ты не волшебник, то лучше я тогда и говорить не буду, что ты умеешь чудеса совершать. А познакомить-то – всё равно познакомлю.

Гошан, довольный собой, увидел, что Моцарт его правильно понял и улыбнулся. Но тут же с ещё более важным выражением лица и строгим голосом сказал:

– Моцарт, я жду. Вот стакан, а вот стол. Ну что же ты?

Моцарт стоял и будто что-то вспоминал. Было видно, как он вычисляет в голове какую-то формулу. От волнения его лоб даже покрылся влажными каплями. Щёки порозовели, словно ему стало стыдно. Глаза его медленно закрутились, так, будто его взгляд совершал обороты вокруг стакана.

Гоша смотрел. По правде сказать, он не верил в то, что может произойти волшебство. Всё это казалось ему неправдоподобным. Но тут стакан поднялся в воздух и, неуверенно покачиваясь, полетел! Только медленно-медленно.

У Гоши глаза полезли из орбит. Они стали большие, как яблочки «золотой налив». Гоша в растерянности потёр глаза. А потом резко выкинул руку перед собой и попробовал схватить стакан в воздухе.

– Эх! – крикнул Гошан.

Но он промахнулся. Не потому что неудачно прицелился и неловко хватал, а потому что стакан в это время грохнулся на пол и разбился на множество мелких кусочков.

Гоша стоял и смотрел на осколки, не зная, что сказать.

– Ты зачем руками машешь? – посетовал Моцарт. – Видишь, и стакан упал. Ты спугнул его.

– А что, и такое бывает? – обиженно выпятил губы Гоша. – Никак не ожидал, что на волшебников может что-то повлиять.

– Гош, на меня может! – вздохнул Моцарт. – Я ведь не отличник. Формулы волшебства не очень хорошо помню. И часто ошибки делаю.

Вот уж где Гоша не нашёлся, что сказать. Оказывается, волшебникам тоже надо уроки учить и всё запоминать, чтобы волшебство хорошо получалось.

Гоша наклонился, чтобы поднять крупные осколки стекла.

– Оставь, Гош, – попросил его Моцарт.

– Почему? – спросил Гоша и поднял голову. Он сидел на корточках и посвистывал от сожаления, что разбился стакан. А новый где теперь возьмёшь? Надо будет матери признаваться, что стакан разбил. Ладно, хоть не нарочно. А вот так, ни за что, раз и грохнуть стакан об пол. Гошке стало жалко посуду. И он выразил Моцарту сожаление по поводу разбитого стакана.

– Послушай, Моцарт, а вы домашние работы как делаете? Вас, например, попросят сделать что-нибудь? Вот как сейчас. Переставить стакан. Ведь на тебя тогда стаканов не напасёшься. А они, я тебе скажу, денег стоят.

– Тебе что, стакан жалко? – Моцарт внимательно посмотрел на Гошку.

– Знаешь, не то чтобы жалко, – Гошка искривил лицо, – но если честно, то жаль немножко, – он показал самый большой осколок Моцарту. – Смотри, какой большой. Вот если бы фокус твой получился сначала, а потом только стакан разбился, то тут, наверное, не так жалко бы было. А так, конечно жалко. Ни фокуса, ни стакана.

– Постой, Гошан. Тут ведь вот какое дело. Нас когда учат в волшебной школе, то, – он поднял указательный палец, – самое главное, чтобы двоек не получать. У нас ведь двоечников совсем нет, – похвастался Моцарт.

– Как нет? – не поверил ему Гошан. – Ученики есть, а двоек нет? Ха-ха! Ха-ха! Разве так бывает?

– Бывает! – обиделся Моцарт. – У меня двоек никогда не было, – и Моцарт так насупил свои брови, что Гоша, глядя на него, в самом деле поверил, что и двоечников у них нет, а Моцарт никогда не хватал двоек.

– А что же ты стакан тяпнул? А-а? – подковырнул Гошан Моцарта снова.

– Да в том, что я его разбил, ничего такого нет. Нас в школе учат сперва-наперво возвращать всё на своё место, если что-то не получается. Представляешь, если бы мы в учёбе делали ошибки и не могли их исправить?

Моцарт говорил, а Гошка его внимательно слушал и восхищённо чему-то дивился. В его голове бродили совершенно разные мысли. Смысл того, что ему рассказывал Моцарт, до Гоши доходил. Только Моцарт говорил с таким выражением лица, будто рассуждает о каких-то простых предметах. Гошан в задумчивости снова почесал затылок.

– Не, Моцарт. Ты правду говоришь? Ты ведь всё это серьёзно?

– Ну конечно! Вот смотри. Это я запросто. Это как детей, если уж говорить научили, то они до конца жизни могут, несмотря на то, что взрослыми становятся. А забыть слова и как их говорить – уже не могут.

– И что? – сам не зная почему, спросил Гошан.

– Что-что? Да ничего! – Моцарт сделал движение рукой, кашлянул и что-то прошептал. Затем подошёл к Гошану, взял у него осторожно разбитый осколок и бросил его на пол.

Пока осколок летел вниз, он, словно магнитом, притягивал остальные кусочки к себе. И прямо на глазах стакан по той же траектории направился снова на подоконник.

– Ничего себе! – разинул рот Гоша и поспешил к стакану, чтобы взять его в руку.