Наша с Гриффином интерлюдия длилась весь август: страсть и безумное влечение друг к другу. Реальность того, что мы нашли тело Эллен, была травмирующей. Сначала это нас сблизило, но в конечном итоге разлучило. Мы оба хотели перестать вспоминать ту ночь.

Гриффин поступил на юридический факультет Йельского университета. Я подумывала о возвращении в Школу дизайна в Род-Айленде, но вместо этого просто продолжила заниматься искусством самостоятельно. В последующие годы каждый из нас вступил в брак с другими людьми. И хотя я пыталась, но не могла перестать думать о Гриффине. Я ненавидела себя за это, но, когда Нейт, мой первый муж, обнимал меня, я представляла тело Гриффина. Позже Гриффин признался, что чувствовал то же самое с Марго, его первой женой. В те годы тоски и разлуки наше стремление друг к другу стало почти нестерпимым. У меня не было детей, но у них с Марго родились близнецы, Форд и Александр.

Гриффин стал обвинителем, со временем поднялся по карьерной лестнице и занял нынешний пост прокурора округа Истерли, где уступал по значимости только главному прокурору штата. После того, как Марго в пятый или шестой раз попала в центр реабилитации, они развелись, и он получил опеку над их сыновьями. Марго переехала в Нью-Гэмпшир, где выросла. Она никогда больше не видела мальчиков. Гриффину пришлось поддерживать их, каким-то образом заставить сыновей поверить, что их мать по-прежнему их любит несмотря на то, что она никогда их не навещала и не просила, чтобы они навестили ее. По крайней мере, так он мне говорил.

К тому времени, когда мы с ним столкнулись на коктейльной вечеринке в Блэк-Холле, я рассталась с Нейтом, человеком, с которым жила и о котором заботилась, но в которого не была влюблена. Нейт умолял меня вернуться, но к тому моменту я уже сошлась с Гриффином и все равно подала на развод. Сыновья Гриффина, на всю жизнь травмированные тем, что их мать отреклась от них, не были готовы к мачехе.

В безумной любви таится сила. Можно быть настолько поглощенным ее запретной природой (я влюбилась в Гриффина, все еще будучи законной женой Нейта; Гриффин уделял мне все свое внимание вместо того, чтобы попытаться прийти с Марго к приемлемому соглашению об опеке и окружить безмерной любовью своих морально опустошенных сыновей) и стремлением оправдать свой выбор перед миром, что легко упустить из виду — вы совершенно не подходите друг другу.

Смерть Эллен никогда не покидала меня. Она наложила отпечаток на мои работы, напоминала о мрачной стороне вселенной, ее ужасная красота отражалась в каждом панно-витрине, которую я создавала. Гриффин сказал, что ее смерть вдохновила его поступить на юридический факультет, стать прокурором, преодолеть боль и темную сторону жизни и тем самым почтить Эллен.

Это была ложь.

Эллен похоронили на кладбище Херонвуд. Слухи о том, что она стала жертвой жесткого преступления постепенно сошли на нет. Возможно, она поскользнулась и упала на камни, погибла в результате ужасного несчастного случая. Или, как считали многие, она покончила с собой.

Я тоже сначала полагала, что это было самоубийство, но теперь уже нет. Я уверена, что это было убийство, а также уверена, что Гриффин привел меня в бухту той ночью специально, чтобы я нашла ее тело.

Дело в том, что однажды он почти признался в ее убийстве.

В памяти всплывает образ: мы с Гриффином на нашей кухне в Катамаунт-Блафф. Поздний вечер, он вернулся домой после собрания в клубе «Последний понедельник», черный галстук ослаблен, смокинг перекинут через плечо. Я сказала что-то «не то» — совершенно неважно, что именно. Если Гриффин был не в духе для расспросов, даже вопрос о погоде мог оказаться «не тем». Он угрожающе навис надо мной, его зеленые глаза стали черными, в буквальном смысле почернели, и он сказал:

— Хочешь, чтобы с тобой случилось то же самое, что с Эллен?

Гриффин говорил мне такие вещи постоянно. Он говорил так и о других жертвах убийств, чьих убийц предавал суду.

— Обвиняемого вывели из себя, Клэр, точно так же как ты провоцируешь меня. Я должен выполнить свою работу и отправить его в тюрьму, но это не означает, что я не понимаю, почему он это сделал. Он терпит и сдерживает себя, пока его терпение не лопается. И потом она умирает.

— Как Эллен? — спросила я. — Она вывела тебя из себя? — Это был мой роковой вопрос.

Теперь, когда меня вот-вот объявят пропавшей без вести, Гриффин выступит на каждом местном телеканале, прикидываясь обезумевшим от любви и беспокойства за меня. Полиция штата прочешет все реки и соленые пруды, а также прибрежные воды пролива Лонг-Айленд, отправит водолазов в озера и водохранилища, обыщет каменоломни, скалистые выступы и холмы ледниковой морены. Они допросят моих друзей и бывшего мужа, соседей, коллег-художников и натуралистов. Гриффин позволит им прочитать мои записи, те, что я не спрятала, просмотреть документы на моем компьютере, изучить мобильный телефон, который я оставила в своем внедорожнике, когда на меня напали.

Там будут следы крови, и криминалисты исследуют их. Лужи крови из раны на голове, капли — от небольших порезов. Боже, этот нож. Я все еще вижу, как нападавший размахивает им. Я думала, что он пронзит меня в сердце, поэтому пыталась увернуться. Острие вонзалось в предплечья и ладони, но он все время отводил нож в сторону, не позволяя лезвию оставлять глубокие раны.

Гриффин никогда бы не зарезал меня ножом. Чересчур грязная работа, и слишком много улик остается.

В тот вечер, когда присяжные признали Джона Маркуса виновным, мы с Гриффином были на кухне и собирались ужинать. Это был промозглый октябрьский вечер, настолько холодный, что наша вырезанная для Хэллоуина тыква покрылась инеем. На кухне было уютно. Я приготовила жареную курицу. Он принес домой бутылку «Вдовы Клико», чтобы мы могли отпраздновать его победу. Уже поговаривали о выдвижении его кандидатуры на более высокий пост.

Я подняла свой бокал. Гриффин разделывал курицу.

Стоя у кухонного островка из белого мрамора, он вдруг поднял нож над головой и бросился на меня. Я вздрогнула от испуга, уронила бокал с шампанским, и тот разбился об пол.

— Господи, эта была всего лишь шутка! — сказал мой муж. — Ты делаешь из меня преступника, когда так пугаешься.

— Тогда не набрасывайся на меня с ножом.

— Когда я нападу на тебя с ножом, Клэр, ты это поймешь.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

— Не переживай, я бы никогда тебя не зарезал, — произнес он совершенно спокойным голосом. — Как думаешь, почему присяжные вернулись через два часа? Потому что он был идиотом, допустил столько ошибок. Да он практически умолял, чтобы его поймали. Нужно быть умнее. Нельзя оставлять ДНК. Но Клэр? Прямо сейчас мне очень хочется это сделать. Это был хрустальный бокал Баккара. Он принадлежал моей бабушке.

И ведь я не могу сказать, что он не предупреждал меня.

Затем я вспоминаю про письмо, и на глазах наворачиваются слезы, потому что я не послушала.

Как далеко я смогу уйти?