Смешно сказать, ее брат вдруг решил назвать тропинку, по которой сейчас прогуливались, «тропой Дижона». Мадам Катрин такие проявления юношеского романтизма не были понятны. Если бы так поступил Жан, тогда другое дело, но Шарль, старый человек…

Она снова взглянула в окно и увидела, как брат взял за локоток Луизу и предложил, судя по взмаху руки, прогуляться по главной аллее их сада, по которой несколькими минутами прежде ушел садовник. Луиза согласилась, а мадам Катрин подумала о садовнике, которому надо непременно указать, в какие именно места ее комнаты лучше всего поставить вазы с цветами.

– Знаешь, Лу, – сказал Шарль, – я только сейчас по-настоящему оценил те месяцы, которые мы вместе с тобой провели в Дижоне. Наверное, они оказались самыми счастливыми в моей жизни. А тогда я так не думал. Ведь нашей любви мешали два важных обстоятельства. Во-первых, я находился в изгнании и все время опасался за собственную жизнь. Ну и, конечно, твое вынужденное пребывание в публичном доме отравляло наши отношения. Казалось, вот представится возможность, я свободно вернусь в Париж, выдерну тебя из борделя, и лишь тогда наступит настоящее счастье. Для нас двоих. Но жизнь повернула все по-иному.

Вот и выходит, что счастье-то было как раз в самом Дижоне, когда мы оба были зависимы от обстоятельств и вынужденно им подчинялись.

– Тогда мы любили друг друга, – сказала Луиза.

– Да, любили…

Мадам Катрин проследила взглядом за парочкой «голубков». «И о чем можно говорить целыми днями», – подумала она. Мадам Катрин никогда не была замужем, у нее никогда не было детей. Как старшая в семье после смерти родителей, она всю себя посвятила Шарлю – младшему и любимому ею брату. А позже – воспитывала Жана, как сейчас уже Томаса. У нее была своя жизнь, со своими тревогами и радостями, огорчениями и многочисленными семейными заботами. В этом был ее смысл существования, поддержания семейного очага Лотреков. И надо отдать ей должное – в ту пору род Лотреков сохранился только благодаря этой энергичной женщине, любившей, но не понимавшей своего младшего брата Шарля.

С тех пор прошло еще полвека. Уже давно преданы земле и мадам Катрин, и Луиза, и Шарль. Ушел из жизни и Жан, который оказался человеком деятельным, энергичным, значительно поправившим финансовые дела семьи. Теперь его сын, некогда бойкий и веселый Том, проживал в замке Боска и слыл человеком угрюмым, властным и достаточно резким в суждениях и поступках. Однажды кто-то прозвал его Черным Принцем, и это имя приклеилось к Томасу, будто он с ним и родился.

У самого Черного Принца имелось три сына – Альфонс, Шарль и Одон. Шарль был назван в честь своего легендарного прадеда, о необыкновенной жизни и любви которого в семье ходило множество легенд. Но нас сейчас интересует другой сын Томаса – Альфонс. Был он человеком ярким, беспечным, любил жизнь во всех ее проявлениях, и казалось, что на его судьбе совершенно не отражается проклятие рода, некогда привнесенное в семью через старинное золотое кольцо предком Жаном-Батистом.

Но, когда его старшему сыну Анри шел четвертый год, неожиданно умер младшенький, которому не исполнилось и года. И вслед – фактический разрыв с женой, которой надоели бесконечные охоты и пьяные выходки мужа, сопровождаемые сменяющими друг друга романами с проститутками и девушками из кабаре. Очередной Лотрек фактически остался без семьи. А вскоре случилось невероятное – глава семейства Черный Принц, крепкий физически и силой духа человек, погибает на охоте, упав в пропасть с любимой лошади. Тут же его сыновья вспомнили, что и Жан, отец Черного Принца, погиб на охоте в возрасте 37 лет. И эта смерть тогда будоражила сердца многих.

В это же время Анри, ребенок быстрый, подвижный, начинает, пусть и незаметно, отставать в росте от своих сверстников. К тому же достаточно слабое здоровье нередко становится причиной явного беспокойства его матери, которая так трепетно любила своего единственного сына. Последовавший вслед за этим переезд в Париж не способствовал улучшению здоровья маленького Анри.

Но другие привязанности заставили на время забыть о непонятной болезни. Анри пристрастился к рисованию и вскоре стал учеником одного достаточно известного в Париже художника. Надо сказать, что увлечение изобразительным искусством было в крови у многих поколений Лотреков. На протяжении веков они увлекались коллекционированием, и особенно преуспел в этом Жан, собравший достаточно интересную коллекцию (к тому же ставший и сам неплохим живописцем), в которой, к сожалению, видное место занимало и золотое кольцо, добытое когда-то Жаном-Батистом. Эта реликвия стала теперь частью семьи Лотреков. Неотъемлемой и печальной.

Отец маленького Анри – Альфонс, несмотря на достаточно беспутную жизнь, тем не менее, отличался не только большой любовью к искусству, но и сам отлично лепил из глины лошадей и собак, умело владел карандашом и пером. Хорошим умением рисовать отличались и другие сыновья Черного Принца, так что решение Анри заняться живописью не было лишь обычным детским стремлением в чем-то себя проявить.

И вскоре появились первые успехи. Чувствовалось, что увлечение Анри может перерасти в нечто большее. К сожалению, болезнь вынудила через несколько лет покинуть Париж и переселиться в замок Боске, где свежий воздух, природа могли хоть как-то изменить ситуацию к лучшему. Мальчик почти не рос, часто болел и при всем при этом проявлял необыкновенную живость, любознательность, силу духа и стремление познавать все новые и новые тайны живописи.

Когда Анри становилось лучше, он увлекался верховой ездой на своей любимой лошади Волге (память о любви прадеда Шарля была в семье жива!), или вместе с дядей Шарлем рисовал карандашом, или писал акварелью. Анри готов был рисовать и днем, и ночью, проводя за мольбертом все свободное время. И не известно, как бы разворачивались события дальше, если бы случайно не упал, буквально на ровном месте, и не сломал шейку бедра. Слабые кости не выдержали. С этого момента начались мытарства этого человека и, как считали его библиографы, Анри взвалил на себя тяжелый крест, который пришлось нести ему до самой смерти.

Прошли годы, Анри вырос и стал знаменитым художником. Но к его новаторскому творчеству относились по-всякому. Одни восторгались и превозносили талант Тулуза-Лотрека; другие считали его совершенно несостоявшимся живописцем. Анри рушил многие каноны и запреты, создавал свой яркий, чувственный, неповторимый мир. Мир, который он знал и понимал, и мир, который принимал его самого. Гениальный художник был физически больным человеком, отчего постоянно страдал. И эти страдания были не только связаны с болью тела, но и с болью духа его ранимой души. Для него болезнь, его физическое уродство, было той трагедией, которая ни на секунду не отступала, не давала расслабиться и поверить в свое чудесное исцеление.

Исцелился он на холсте, ежесекундно распиная себя, свою болезнь, все те невзгоды, что выпали на его короткую, но яркую жизнь. И этот человек сумел проявить недюжинную силу воли, дабы не просто стать известным художником, а одним из родоначальников импрессионизма, течения, перевернувшего наши представления о живописи и искусстве в целом. По прошествии стольких лет имя Лотрека теперь произносят в превосходных степенях. Его оценили по достоинству. И люди, жившие через сто лет после его кончины, с удовольствием рассматривая его картины, даже не догадываются, что перед ними гениальные творения калеки.