А потом пришли остальные. Все было позади.

Бабушка лежала на кровати, тяжело дыша. Ее лицо было болезненно-серым, зрачки расширены. Доктор Янг стоял над ней, он тоже был удивлен ее крепости.

Откуда-то из комнаты снова и снова доносился голос:

— Это невозможно. Я не верю в это.

Голос шел от скамеечки, на которой сидел Тео, опустив голову в ладони. Тетя Анна неподвижно сидела напротив него, с лицом как алебастровая маска. Марта стояла рядом с доктором Янгом. Ее лицо было полно детского удивления, она лишилась дара речи.

И еще Колин, Колин, который спас мою жизнь. Его рука крепко сжимала мою талию, поддерживая меня. Сейчас я нуждалась в нем больше, чем когда-либо.

Полумертвый голос доносился из тела моей бабушки.

— Прокляты… — шептала она, — вы все прокляты. Все кончено…

Доктор Янг слегка склонился над ней и мягко спросил.

— Что кончено, Абигайль?

Хотя ее тело было истощено, глаза бабушки все еще хранили жизнь и огонь.

— Дурная кровь Пембертонов. Это должно было закончиться гораздо раньше, но никто из них не решался на это. Опухоль — проклятие дьявола над нашей семьей, оно будет тяготеть над нами до тех пор, пока в живых останется любой из рода Пембертонов.

Колин, с искаженным от изумления лицом, наклонился к ней.

— Вы пытались пресечь род Пембертонов? Из-за болезни?

— Я должна была… Слишком многие страдали из-за этого.

— А дядя Генри? Вы убили его тоже?

— Я сделала это. Он был из жалких Пембертонов.

Колин продолжал:

— Сэр Джон знал, что вы убили Роберта и Томаса?

Ее маленькие черные глазки шарили по потолку, рот был открыт и ловил воздух.

— Я думаю… — пыталась выговорить она, — теперь я могу все рассказать. Да… сэр Джон знал. Генри, Томас, Роберт и… Ричард тоже.

Колин застыл.

— Мой отец? Что вы имеете в виду?

Ее глаза на мгновение вспыхнули и закрылись, ее дыхание стало глубже.

— Бабушка, что вы хотели сказать о Ричарде?

Она медленно открыла глаза.

— Несчастный случай с экипажем не был несчастным случаем. Он был подстроен.

— Боже!

— Колин, — умоляюще сказала она, ее костлявые руки ощупывали пространство. — Колин, послушай меня. Сядь рядом со мной и слушай.

Колин, внезапно побледневший, сел на край кровати, не сводя глаз с бабушки. Она говорила запинаясь, но внятно.

— Эта отвратительная болезнь, Колин, она принесла слишком много страданий. Я хотела положить конец всему этому. Я пыталась положить этому конец долгие годы. Ты не Пембертон, так что ты можешь носить это имя и унаследовать богатство. Поэтому я и уничтожила завещание Генри. Он собирался оставить все Тео, а я не могла этого потерпеть. Все должно было перейти к тебе. Колин… не Пембертон, но все же Пембертон. Ты стал бы новым родоначальником семейства.

— Но это нонсенс! — воскликнул он.

— И я безумна? Я убила троих сыновей, так что теперь ты можешь унаследовать богатство Пембертонов. Так что не будет в будущем страданий от опухоли. Я убила троих сыновей, так что будущие поколения не будут жить в страхе и безнадежности, которые сейчас переживают Марта и Тео. Взгляните на себя! Жалкие создания! Хотите ли вы такой жизни для ваших детей и внуков?

— Но опухоли нет, бабушка! — снова воскликнул Колин. — Это все ложь, мистификация!

— Нет, нет, — с силой сказала она, — сэр Джон пытался рассказывать мне ту же сказку. Он говорил, что его брат Майкл был помешанным, и разработал сложную схему, чтобы прибрать Херст к рукам. План был неимоверно сложным, предусматривающим, по словам Джона, какие-то поддельные печатные издания и создание семейного проклятия. Джон имел смелость сказать мне, что Майкл… — Абигайль жадно глотала воздух, — что Майкл, в своем безумии изобрел историю об опухоли, создал фальшивые свидетельства, чтобы поддержать ее, а потом пытался убить Джона и его мать. Если верить Джону, Майкл думал, что никто не станет подозревать его в убийстве, если он сможет убедить всех, что смерти последовали от наследственной болезни мозга. Однако Джон раскрыл этот план, или, по крайней мере, так он сказал мне, и обратил его против Майкла. Два человека были убиты — Майкл и его мать. Когда Джон увидел, что он наделал, он огласил историю об опухоли, чтобы отвести от себя вину. Ему поверили, а две жертвы считались скончавшимися от опухоли мозга. Все это рассказал мне ваш дед, в ночь перед своей смертью…

Бабушка остановилась, чтобы глотнуть еще воздуха, что-то стучало в ее груди, когда она делала вдох. Мы взирали на нее со смесью ужаса и изумления, пытаясь представить себе сумасшедшего Майкла и великий план, с помощью которого он собирался освободить себя от подозрения в убийстве. Хотя он имел обратное действие, убив его самого, а сэр Джон, также опасавшийся полиции, ухватился за эту историю с опухолью ради собственной безопасности.

— Я убила Роберта и Томаса в роще, потому что хотела положить конец роду, — продолжала она с большими усилиями. — Я должна была убить Роберта прежде, чем он станет отцом большего числа детей, и я должна была убить маленького Томаса, потому что он мог стать однажды отцом с еще более ядовитой кровью. И… я собиралась убить маленькую Лейлу, если бы ее мать… не сбежала… вместе с ней.

Всхлип раздался у меня в горле, но никто этого не услышал.

Она продолжала с усилием:

— Сэр Джон знал, что я совершила эти убийства, но он любил меня и хранил молчание. Однажды я заговорила о том, что надо убить… Ричарда… и, конечно, Генри и Тео, и это когда… — Она высунула сухой язык между потрескавшимися губами. Бабушка теперь была цвета березовой коры. — Джон рассказал мне свою безумную историю о Майкле, но я знала, что он ее исказил. Он сказал, что собирается бороться со мной… пойти в полицию… Я отравила его и сбросила с башни. Джон был дурак, он не верил в опухоль. Но вы видите… это опухоль… — Она внезапно начала кашлять, при этом молочная пена появилась в уголках ее рта.

Теперь Колин склонился ниже.

— Бабушка. — Он положил руку на ее плечо. — Нет никакой опухоли. Джон сказал вам правду. Майкл придумал ее.

Но она, казалось, не слышала.

— Тогда я выяснила, куда уехали Лейла и Дженни и что Лейла собирается замуж. Я не могла этого допустить. Она будет иметь детей, передавая дурную кровь. Так я выманила ее сюда этим письмом…

— Вы! — прошептала я.

Высохшая старуха, стоящая на пороге смерти, продолжала:

— А чтобы быть уверенной, что Лейла останется, приехав, я настаивала на том, чтобы она уезжала. Как хорошо знаю я человеческую натуру…

Я наклонила голову, борясь со слезами.

Абигайль вздохнула еще труднее, вокруг ее глаз и губ появились фиолетовые круги.