Теа Сандет

Голос Вессема. Радиомолчание

Глава 1

— Хорошая новость, — сказал Ди, — заключается в том, что Галаш действительно создал оружие, с которым не смог справиться. Измененные в Караге и правда потеряли связь с операторами и остались без контроля.

Я посмотрела на него так, что он замолчал на полуслове.

Мы сидели на лестнице, которая поднималась к грязному двору с обратной стороны здания, и ждали, пока Кару закончит свой допрос, потому что потом он обещал сказать мне что-то важное. Лично я уже и так услышала больше, чем хотелось бы, и мне нужно было сперва переварить всю эту историю. Про человека, который так сильно ненавидел Измененных, что превратил свое тело в транслятор, чтобы убить их создательницу. Про женщину, которая так восхищалась своими созданиями, что превратила любимого человека в одно из них. А конец истории я знала и без рассказов Джехоны: пока его боевая группа взрывала лабораторию, Амелия Лукаш пыталась его спасти. Что ж, спасибо ей за это.

Кару расспрашивал капитана основательно. Его интересовали буквально все мелочи: сколько он видел людей в лаборатории, откуда доставляли баллоны с газом, куда увозили Измененных, что за таинственный полигон, на который их время от времени отправляли, и что они там делали…

Джехона добросовестно отвечал: народу в лаборатории было много, занимались они — кроме Измененных — еще какими-то разработками для военных, в частности, он видел экзоскелеты, а Лукаш упоминала в разговорах броню и специальную пропитку для защитных костюмов, а вот импланты привозили откуда-то еще, и сам он полагал, что компания, которая их делала, об Измененных ничего не знала, просто выполняла заказ, все грузы прибывали со стороны Чарны по тоннелю, полигон тоже где-то там — сам он до него так и не дошел, а может, и дошел, но не помнит этого, но, по его сведениям, на полигоне проверяли реакции и работу имплантов, и кстати, в лаборатории были и операторы, и операторов было хорошо видно — поведением они сильно отличались от остальных, а из тоннеля есть несколько выходов на поверхность, в том числе и те, что не значатся на планах — через старые шахты, и вот именно так они в тоннель и попали — через неохраняемые выходы, а двери в основной комплекс он открыл — по крайней мере, так он считает, последнее его воспоминание — когда он пришел в лабораторию с уже вшитым в гортань передатчиком, но активировать его не успел, хотел дождаться ночи, когда в лаборатории будет поменьше людей, а Амелия Лукаш усадила его в кресло установки «Голос» и что-то вколола — он понятия не имел, что его должны отключить, но раз лаборатория уничтожена…

Я быстро устала и, поверив Нико, что Джехона ничего не поломает, забрала свой комм и позвала Ди на улицу — перекурить и проветрить голову. От рассказов Джехоны у меня внутри все сводило. Особенно когда он начал рассказывать о своей группе. Десять человек, подумала я. Четверо его бывших сослуживцев — тех, кто уцелел в войну, еще двое — тех, кто прибились позже, врач — наверное, такой же, как Ворон, двое связных. И он сам — капитан Владимир Джехона, позывной «джин-тоник», который так никогда по-настоящему и не вернулся с того боя под Карагой. Все они готовы были умереть ради того, чтобы Измененных больше не было, и все, надо думать, и умерли — кроме одной девчонки, которую он зачем-то отправил в Чарну.

— А он ведь не знает, — вдруг поняла я.

Ди повернулся ко мне.

— Джехона, — пояснила я. — Он не знает, что уничтожил не только лабораторию, но и весь город заодно. Не будем ему говорить, ладно?

— Жалеешь?

— Вот еще. Просто ему, кажется, и так хватило. Только бы Кару не проболтался.

Ди помолчал, затушил сигарету о ступеньку. В полумраке разлетелись искры.

— Ты же понимаешь, что этот Джехона в своем нынешнем состоянии не испытывает эмоций, правда?

— С чего ты взял?

— Потому что эмоции — это гормоны, биохимия, всякие процессы в мозге. А у него нет ни единого органа, который мог бы быть в этом задействован.

— А давно ты стал таким специалистом по этим скопированным личностям? — возмутилась я.

— Даже сам Джехона сказал, что это имитация мыслительной деятельности, — продолжил Ди, не замечая, что я готова взорваться. — А он точно понимает в этом больше, чем любой из нас, даже Кару.

— Ни хрена подобного, — сказала я зло. — Вообще это не похоже на имитацию.

— Ругаетесь? — перебила меня непонятно откуда появившаяся Эме.

Я отвернулась. Подруга села рядом с нами на ступеньки.

— А я там такого наслушалась! Этот хрен, которого вы притащили, он вообще больной.

— Который из них? — уточнил Ди.

— Живой, — пояснила Эме. — Он этому, дохлому, сейчас втирает, что где-то до сих пор делают этих сраных киборгов, что, мол, план его со взрывом был говно.

— Борген Кару говорит капитану Джехоне, что где-то делают Измененных? — поразилась я. — А откуда он это взял?

— Ну я же говорю — больной, — кивнула Эме.

— Не такой уж и больной, — покачала я головой.

— А ты ему говорила про наши предположения? — спросил Ди.

— Нет. Может, Теодор проболтался. А может, он и правда что-то знает.

— А может, вы и мне что-нибудь расскажете? — разозлилась Эме.

— Извини. В общем, в Вессеме кто-то побывал уже после всего и, похоже, снял оборудование, которое там было. Мы подумали, что это мог быть кто-то, кто собирается продолжить… ну, вот это все.

— А вы не предположили, что это Нико или еще кто-то пришел и все там свинтил? — насмешливо спросила Эме.

Я почувствовала себя глупо.

— Нет, — ответила я. — Этого мы, к сожалению, не предположили.

— Ну и зря. Ты думаешь, что, когда там все взорвалось, люди только к нам помаршировали стройными колоннами? Они как тараканы разбежались во все стороны. Там на северо-востоке Озерувиц, а если правее взять, будет Селиполь, дальше Нова-Ветка, потом там еще что-то есть. Думаешь, там никто ничего не знает про Вессем? Так что поверь, есть кому там полазать, бредит ваш Кару.

Я почувствовала, как внутри разжимается пружина. Даже злость на Ди — что это вообще за теория, что скопированные личности совсем даже и не личности? — поутихла.

— Может, вернемся? — предложила я, наблюдая, как Эме в две затяжки скуривает сигарету и столбик пепла рассыпается, сливаясь с бетоном. — Холодно становится.

— А может,