Первые метров двести мы протискивались по узкой расселине. Справа и слева вверх росли ледяные стены, потом их сменил камень и, что уж вовсе удивительно – бетон…

Зорбич оперся на стену, и мне на мгновение почудилось, что сейчас она рассыплется и рука одноногого друга провалится туда, как совсем недавно моя собственная прошла сквозь ледяную стену, обещая скорые приятные перемены. Но ничего такого не случилось. Товарищ безо всяких последствий похлопал по бетону и покивал. Что-то понял.

– Ты чего?

– Я думаю, что это один из старых укрепрайонов. Помнишь, в конце Большой Войны все ждали десанта нацистов?

Я кивнул. В истории Сан-Самана я более-менее ориентировался.

– Вот и готовились…

– Тогда много чего говорили…

– Точно… Таких тут на моей памяти десятка полтора построили…

– Кто-то из строителей и правительства руки, наверное, погрел.

Зорбич улыбнулся, мол, не маленькие. Сами все понимаем.

– Ну а когда война закончилась, выяснилось, что эти зарытые в землю деньги никому не нужны. Так потихонечку, полегонечку все забылось и быльем поросло…

– А это осталось…

– А куда оно денется? Первое время эти вот катакомбы военные использовали, потом, когда стало ясно, что с океана никакой опасности прийти уже не может, военных убрали. А тут так все и осталось…

– Нам повезло, что они все это с собой не унесли… – улыбнулся я.

– Согласен. Тут, пошарить если, много чего, наверное, полезного осталось…

– Осталось, осталось… Осталось дверь найти.

Теперь мы шли, целенаправленно глядя не только под ноги, но и на стены. Фонарь выхватывал то изгиб трубопровода, то провисший кабель, сорвавшийся с крючьев… Сырые стены безо всяких дверей. Люков также не было. Переходов – не было. Оставался только коридор, длинный, как слоновьи кишки.

– Что это такое? – сквозь зубы поругивался Зорбич. – Что ж они, прямо в коридорах жить собирались? Архитекторы, фортификаторы… Мудрецы помойные…

– Погоди. Появятся двери. Не могут не появиться.

Я точно знал, что говорю. В играх по-другому и быть не может – должны же откуда-то выскакивать враги, а дверь – самое нормальное место, откуда им можно внезапно выскочить.

Двигаясь позади него, я на бурчание не разменивался – считал на всякий случай повороты – и поэтому первым уловил чужие шаги. Кто-то невидимый, не особенно сторожась, двигался нам навстречу. Впереди коридор немного искривлялся, но этого хватало, чтобы другого его конца мы не видели. Ощущение опасности отчего-то отдалось холодом в ладони. Я почувствовал, как ее наполняют ледяные иголочки, так же как это произошло совсем недавно. Тронув товарища за плечо, я прикоснулся пальцем к губам, призывая к молчанию. Присев на корточки, одноногий осторожно выглянул из-за поворота.

– Свои… – улыбнулся через пару секунд. – Два товарища… Вон там слева Чери стоит.

Что удивительно – он не ошибся! Новообретенные товарищи были целы, правда, выглядели как-то пришибленно.

– Что случилось? Как сюда попали?

Чери с Пуго переглянулись.

– Мы до перевала не дошли…

– Это я понял, – подтвердил я. – Почему?

– Сунулись через пещеру…

– Вертолеты там летали… – добавил Чери.

Пуго кивнул:

– Ну да. Вертолеты впереди услышали и свернули. Хотели отсидеться, но пришлось спешно уходить вглубь. У них там собаки…

– Обнаружили вас?

Ребята переглянулись. Молчание несколько затянулось. Наконец Чери выдавил:

– Нет. Некому стало обнаруживать. Некому…

Казалось, он стыдится своих слов.

– Что, не стали вас преследовать?

Он помялся:

– Ну… Можно сказать и так.

– Да что ты крутишь? – рассердился я. Видно было, что не все говорит товарищ. И даже не меньшую половину того, о чем следовало бы сказать. – Что случилось?

Они снова переглянулись, словно искали друг у друга поддержки.

– Вход в пещеру исчез…

– Завалило? – переспросил Зорбич настороженно. Выглядели ребята чистыми. Рядом с завалом такими чистыми не останешься.

Пуго отрицательно покачал головой:

– Нет. Исчез… Прямо на глазах. Вот он есть – я мигнул, и его не стало… Стена… Камень…

В голосе его слышалась тоска человека, вынужденного говорить, во что сам не верил.

– Чудеса. Как в кино, – сказал Зорбич, а я ничего не сказал. Но подумал: «Еще один программный глюк… Не забыть бы…»

Чери, словно китайский болванчик, кивал, подтверждая, что все так и случилось.

– Тут что-то вообще странное творится… Не только со стенами.

Я вспомнил наших странных потомков и хотел уж было рассказать, кого мы с Зорбичем встретили, но тут Пуго протянул календарь:

– Мы его там вон нашли…

Я повертел бумагу в руках. Календарь как календарь. Отрывной. На каждом листочке свой день. Все месяцы на месте, числа вроде тоже, и перевел взгляд на Пуго, ожидая объяснений.

– На дату глянь…

Календарь оказался за 1944 год. Несколько секунд я держал его в руке, но, так ничего и не сказав, передал товарищу. Взяв из командирских рук бумагу, Зорбич потер ее и даже понюхал.

– И что? – спросил Пуго, не скрывая скептического интереса.

– Не лежалая бумага, – сказал Зорбич задумчиво. – Та пахнет иначе… – Безо всякой уверенности в голосе предположил: – Новодел, что ли? Сувенир для туристов?

– Кто его знает… – Я почесал затылок.

После тех странностей, что происходили с нами не так уж и давно, страшно было подумать, что это на самом деле может означать.

«Не дай бог! – мысленно перекрестился я. – Неужели и правда 44-й? Эти, из будущего, к нам, а мы, получается… Что ж такое на свете творится-то? Кто из наших игроделов умом тронулся и такую программу написал?»

А вслух, для всех сказал:

– Ладно… Все непонятки на потом оставим… Задача остается прежняя. Сейчас нам отсюда как-то выбраться надо.

За моими словами таилось лукавство. Я точно знал, что выход найдется. И выход, и много чего еще. Перед глазами всплыла картинка, как Берр ладонью разбивает камень и за обломками кирпичей обнаруживаются ящики с оружием. На всякий случай я провел рукой по стене и слегка толкнул ее. Я не удивился. Тут ведь главное – последовательность и единообразие в подходах. Камни осыпались, словно не рукой я ударил, а молотом, и не по камню, а по источенной сотнями лет древней кирпичной кладке. Облако пыли вспухло и почти мгновенно рассеялось. Зорбич покачал головой. Это произошло хоть и неожиданно, но… Скажем так: если б получилось как-то иначе, я удивился бы…