У крупной буржуазии, в какой бы стране она ни жила (особенно если это крупная страна), прежде всего – у финансового её сегмента, всегда есть интересы, выходящие за национальные рамки, за пределы государственных границ, своих и чужих. И реализовать эти интересы можно, только нарушая законы: своего государства или чужих, а чаще и своего, и чужих одновременно. Причем речь идёт не о разовом или «случайном» нарушении, а о нарушении постоянном и систематическом, которое, следовательно, должно быть как-то оформлено. Ведь одно дело, когда капиталу противостоит слабая или даже не очень слабая политая в Азии, не говоря уже об Африке – здесь достаточно силового варианта «дипломатии канонерок». А как быть в мире равных или относительно равных: Великобритания, Франция, Россия, Австрия, а со второй половины XIX века – Германия и США? Это совсем другое дело. Здесь уже так просто не забалуешь, нужно не огнестрельное, а организационное оружие, которое оформило бы интересы капиталистических верхушек различных государств, сняло их противоречия с государством и стало бы выражением их целостных (вне – и наднациональных) и долгосрочных интересов.

Таким образом, поскольку товарные цепи на мировом рынке постоянно нарушают государственно-политические границы, нередко вступая при этом в противоречие с интересами «пересекаемых» государств, верхушке капиталистического класса, во-первых, необходимы наднациональные, надгосударственные структуры/организации; во-вторых, эти организации должны быть если не совсем тайными, то, во всяком случае, закрытыми от широкой публики; и, в-третьих, эти организации/структуры должны иметь возможность влиять на государства, воздействовать на их руководителей, лидеров, находясь одновременно и над государством, и над капиталом.

По сути, то, чем занимаются эти структуры, иначе, нежели перманентным и институциализированным заговором, не назовёшь. А потому речь должна идти о КС. К КС относятся все типы закрытых, в условиях капитализма чаще всего (хотя далеко не всегда) наднациональных структур: масонские ложи, закрытые клубы, тайные общества, организации орденского типа и т. д. КС ни в коем случае не исчерпываются масонерией и квазимасонерией, хотя в XVIII и на протяжении значительной части XIX века именно они были доминирующей формой организации КС. Однако с конца XIX века и, тем более, в XX веке возникают новые, более современные формы КС, не отменяющие старых, нередко связанные с ними, но значительно более непосредственно связанные с политикой, экономикой, разведкой.

КС – это «третий угол» капитализма как системы, причем – угол, находящийся вверху, над капиталом и государством, располагающихся в одной плоскости. КС – это третье измерение, завершающее систему капитализма и придающее ей целостность. Когда историю капиталистической эпохи пишут и рассказывают как историю только государств(а) и капитала, – это неполная, неполноценная и фальшивая история. Это двумерная история трехмерной системы. Без КС история капиталистической эпохи непонятна – и невозможна. Другое дело, что история КС должна быть вписана в историю капитала (его циклов накопления) и государства (борьбы за гегемонию), а их отношения анализироваться как таковые субъекта и системы. Только в этом случае мы получим целостную, интегральную историю эпохи, а не схему, способную удовлетворить только профанов, в том числе – и профанов от науки.

КС снимают не только базовое политико-экономическое противоречие, о котором шла речь, но и другие: между различными формами капитала и, соответственно, фракциями капиталистического класса; между государствами.

Представляя одновременно и капитал, и государство, связывая их организационно в такой сфере, которая находится вне государства и вне капитала, КС оказываются над государством и над капиталом, выражая целостные и долгосрочные интересы капиталистической системы и выступая, таким образом, персонификатором целостных и долгосрочных интересов капиталистического класса как ее системообразующего элемента. Здесь необходимо дать рабочее определение капитализма, которым я буду пользоваться: как говаривал Декарт, «il faut définir le sens des mots» – «определяйте значение слов». Если капитал в строгом (системном или, как сказали бы марксисты, формационном) смысле слова – это овеществленный труд, реализующий себя как самовозрастающая стоимость в процессе обмена на живой труд, то капитализм – это социальная система, в основе которой лежит данный процесс. Но это не вполне достаточное определение. Капитализм – это не только капитал: капитал существовал до капитализма и, скорее всего, будет существовать после него. Капитализм – это сложная социальная система, институционально (государство, политика, гражданское общество, массовое образование) ограничивающая капитал в его долгосрочных и целостных интересах (тем самым продлевающая его время существования) и обеспечивающая ему экспансию (пространство).

Экспансия необходима потому, что капитализм – экстенсивно-ориентированная система: как только мировая норма прибыли снижалась, капитализм вырывал из некапиталистической зоны ту или иную часть и превращал её в капиталистическую периферию – источник дешевой рабочей силы и дешевого сырья. Исчерпание некапиталистических зон (1991 г.) означает асфиксию и относительно скорую смерть, а точнее демонтаж капитализма «властелинами его колец». В этом плане глобализация – терминатор не только Советского Союза, системного антикапитализма, но и капитализма как системы. И – весьма симптоматичная диалектика: глобализация в значительной степени есть продукт деятельности КС.

Наконец, есть еще одно важное противоречие буржуазного общества, которое призваны снимать КС. В буржуазном обществе официальная власть не является сакральной, тайна не является её имманентной характеристикой, каковой она была в «докапиталистических» обществах Азии, Африки и доколумбовой Америки. Но там эта тайна была на виду, являлась очевидной. Люди знали о тайной власти и о тайне власти, саму власть воспринимали как нечто таинственное, сакральное. Кстати, поэтому в данных случаях в заговоре как системе, как особом феномене, строго говоря, особой нужды не было. Разумеется, это не означает отсутствия реальных заговоров и тайной борьбы в этих обществах.

Совершенно иначе обстоит дело с капитализмом как системой. Поскольку в капиталистическом обществе производственные отношения носят экономический характер, а эксплуатация осуществляется как очевидный обмен рабочей силы на овеществленный труд, социальный процесс почти прозрачен: рынок, господство товарно-денежных отношений, институциональное обособление власти от собственности, экономики – от морали, религии – от политики, политики – от экономики (управление экономикой отделяется от административно-политического процесса – «закон Лэйна»), экономики – от социальной сферы. Всё это обнажает социальные и властные отношения буржуазного общества. Рационализация экономических, социальных и политических сфер и отношений максимально открывает процессы, происходящие в этих сферах, делает их принципиально читаемыми и превращает в объект исследования специальных дисциплин: экономики, социологии, политической науки.

Власть в буржуазном обществе лишается сакральности и таинственности. Кроме того, помимо государства, как ипостаси власти, существует гражданское общество. В буржуазном обществе власть, государство и политика, если и не «просвечивается насквозь», то – особенно с середины XIX века – оказывается весьма и весьма на виду, тем более что она официально декларирует свой открытый и рациональный характер. К этому надо добавить избирательную систему с её правами (в Великобритании – с 1867 г.), а также тот факт, что буржуазное общество (в ядре капсистемы) – единственное, которое легализует политическую оппозицию и – пусть лицемерно, но официально – провозглашает демократию и права человека в качестве политических принципов. Что, естественно, создает очень серьёзные проблемы и для капиталистического класса, и для выражающего интересы этого класса государства, т. е. для системы в целом, – проблемы, которые усугублялись и обострялись по мере учащения социальных конфликтов, войн и революций.