— Спасибо. Очень мило с твоей стороны. — Он вздохнул. — Я как каторжный работаю над планом развития одного датского предприятия, занимающегося программным обеспечением превентивного CRM.

— Чего?

— Predictive customer relationship management. Построением предварительных отношений с будущими клиентами, если так тебе больше нравится. Зануднее не бывает, но кто-то же должен этим заниматься. Печальная правда заключается в том, что я света белого не вижу. К счастью, это скоро закончится. А что с твоим репортажем, дело движется?

Журналистка кивнула:

— Неделя была беспокойная, но страшно интересная. Мы сумели приблизиться к нашему источнику, он… — Она взглянула на Жан-Лу.

Он мягко накрыл своей ладонью ее руку:

— Тебе нечего бояться.

— Я тебя почти не знаю. — Амель стала нервно теребить салфетку. — К тому же это не только мое дело. У Ружара репутация. Если кто-нибудь узнает, что он работает над такой актуальной, животрепещущей темой, его собратья заинтересуются и постараются сунуть свой нос. А мы не можем упустить возможности первыми опубликовать сенсацию.

— Обещаю, что ничего не расскажу. — И добавил: — Это твое дело, а правда такое важное?

— Потенциально да. Потому-то мне особенно не хочется вляпаться.

— Политическое?

— Да.

— Наверное, это очень будоражит — окунуться в такую историю и исследовать закулисную сторону действительности.

Глаза Сервье блуждали в бушующих волнах серой и раздутой от дождей Сены.

— Будоражит? Да, наверное. Мне-то на самом деле это отвратительно.

— Даже так?

— Вся информация, которой нам удается завладеть, выглядит скорее плачевно и подрывает веру в надежность системы. Все это отдает грязными делишками и махинациями на всех этажах власти, действующей ради «высшей» цели, чаще всего не поддающейся четкому определению.

— И тебя это удивляет?

— И да, и нет. Сперва я подозревала, теперь констатирую. То есть я предполагаю. И потом, иногда… как бы это сказать? Иногда у меня создается впечатление, что на самом деле мы исполняем роль статистов, произносим слова, не нам предназначенные. Не знаю, достаточно ли ясно я выражаюсь.

— Но ты хочешь продолжать?

— Да.

— Почему?

— Потому что думаю, что кто-то должен сказать правду. Если никто ничего не будет делать, как все это изменить? — Прошло несколько секунд, прежде чем Амель вполголоса продолжила: — Я боюсь…

— Извини, что? — Кажется, Сервье не расслышал.

— Ничего.

23.10.2001

Обычно Ружар не встречался с Жюльеном Акрутом прямо в профсоюзе. Тот предпочитал, чтобы их видели вместе только на официальных встречах. Однако сегодня журналист, измученный невозможностью выйти с ним на связь в течение нескольких дней, нарушил эту молчаливую договоренность и навестил ответственного работника без предупреждения, прямо в профсоюзе, в двенадцатом округе.

Акрут встретил его в холле и в раздражении потащил на улицу.

— Что это тебе вздумалось сюда прийти?

— Ты не отвечаешь на звонки, не перезваниваешь, вот я и пришел. Мне надо с тобой поговорить.

— Ты очень не вовремя. Все в истерике, видал, что вчера произошло?

— Демонстрация?

— Ну да, наши коллеги проявляют недовольство, и поверь мне, на этом дело не кончится.

Шел дождь. Ружар предложил выпить кофе в кофейне напротив, но профсоюзный деятель отказался.

— Некогда. — Они остановились у подъезда. — Чего тебе надо?

— В одном из оставленных тебе сообщений я назвал имя. Можешь что-нибудь узнать об этом человеке?

— Напомни, кто это?

Полицейский прикидывался дурачком, тянул время. Журналист удержался от выражения недовольства, он должен проявлять терпение.

— Мишель Хаммуд.

— Ах да, Хаммуд. Тебе наболтали ерунды, его не существует.

— Информация подтверждена другим лицом, достойным доверия.

Накануне журналист еще раз переговорил с Мажуром, сотрудником внешней разведки. Тот в конце концов с неохотой подтвердил точность сведений «Мартины», не потрудившись что-нибудь добавить. Высокопоставленный чиновник был заметно встревожен, а ложь Акрута только лишний раз доказывала важность откровений информатора Ружара.

— Мне бы встретиться с кем-нибудь из криминалистов или антитеррористов. Не попробуешь узнать? Может, тамошний твой кореш, этот Понсо…

— Брось! — Резко перебив его, профсоюзный деятель прошептал журналисту в самое ухо: — Твой ливанец смердит. — Акрут торопливо направился к своему кабинету. — И оставь меня в покое! — прокричал он, не оборачиваясь.

Ружар дал ему уйти. Подобная реакция полицейского одновременно удивила журналиста и доставила ему удовлетворение. Сам того не ведая, Акрут кое-что все-таки сообщил. Национальность Хаммуда. А уж с этим-то Ружар знал, к кому обратиться.

Не спросив позволения, за стол к Амель подсел какой-то мужчина. Она с раздражением подняла голову и увидела приветливое лицо Клейна. Они находились на его территории, в зале документации редакции его журнала.

Он был не лишен обаяния, одевался со вкусом и сохранил лукавые искорки в очень светлых, как у Сильвена, глазах.

— Все хорошо?

Он был довольно рыхлого телосложения: «дряхлого», подумала молодая женщина.

Утром Ружар торопливо и как можно более неприметно, чтобы не привлекать внимания, познакомил их в коридоре и умчался.

— Мне бы хотелось поблагодарить вас за справку об антитерроризме. Бастьен рассказал мне, какую ценную помощь вы ему оказали. Я чувствую, вы созданы для такой работы.

Амель улыбнулась. Она сделала чуть больше, чем просто помогла Ружару: она написала всю статью. А он только заглянул в нее, прежде чем отправить в редакцию за своей подписью, и исправил несколько опечаток и один или два оборота. Это была их «сделка», и из соображений секретности им следовало хранить свое сотрудничество в тайне. Если бы стало известно, что помощница Бастьена Ружара сечет в таких тонких делах, могли бы возникнуть ненужные вопросы. Журналист всех подозревал, особенно внутри собственной редакции. Однако Амель знала, что по окончании этой работы ее ждет награда. Ей обещали должность. К тому же, помимо надбавки за составление документов и компенсации расходов, ей платили как журналисту на официальной сдельной работе.

— Чем вы сейчас занимаетесь?

— Сетями скрытого финансирования террористов.

— Ах да, Бастьен говорил мне. Очень хорошо. — Клейн накрыл своей ладонью руку Амель и сжал ее. Чуть дольше, чем следовало.