Его ладонь была влажной.

Она не решилась убрать руку и лишь с холодной улыбкой взглянула на него.

— Я вас покидаю, работайте спокойно. — Клейн встал. Выходя из зала, он оглянулся и пристально посмотрел на молодую женщину.

Джафар пил жадно, не отрываясь. Он опустошил бутылку и, судорожно подергиваясь, молча принялся за еду.

Линкс наблюдал за ним, в наушниках у него звучал «Wall».[140]Накануне, после четырех дней упорной голодовки и сорока восьми часов молчания, прерываемого ругательствами в ответ на задаваемые вопросы, обращенный сломался.

В какой-то момент агент решил, что просчитался. Ему показалось, что он не справится с Сесийоном, даже несмотря на то, что тот утомлен и заметно сдал. Сильная мотивация помогала обращенному держать удар.

Его мотивация.

Необходимо было разрушить ее, разрушить все логические связи и загнать пленника в безвыходный лабиринт. Нерешаемые загадки, бессвязные вопросы, над которыми Джафар должен был неотвязно думать во время своего принудительного отдыха. Этот подсказанный великим произведением Люиса Кэрролла метод иногда, после долгих дней вынужденного отступления, творил чудеса с некоторыми упрямцами. А мог довести их до безумия. Поэтому Линкс начал перемежать вопросы о Делиле, его идеалах, его роли, его друзьях, его организации посторонними элементами, разным шлаком: идиотскими фразами, маловероятными утверждениями.

Первый признак возможного прорыва появился вчера, когда Джафар перестал отказываться от воды и пищи. Потом снова ничего. В течение следующих двадцати четырех часов и двух сеансов допроса Сесийон опять замкнулся в упорной немоте.

Провал все еще был вероятен.

Не заблуждаясь относительно своего собственного состояния, агент взглянул на лицо пленника, медленно пережевывающего бутерброд. Джафар был бледен, черты его заострились. С серой кожи почти исчезли веснушки. Он изредка поднимал на своего палача потухшие и налитые кровью глаза. Но по-прежнему не говорил.

Возможно, уже не заговорит.

— Не надо плохо говорить о моей матери. — Голос Сесийона внезапно отчетливо послышался сквозь тихую музыку. — Почему ты заговорил о моей матери? Почему спросил, была ли она бандершей?

Обнадеживающая неожиданность.

Линкс медленно снял наушники.

— Из-за Делиля, конечно.

Обращенный не смог подавить отрыжки. Слюна с кусками пережеванного хлеба вытекла ему на подбородок и грудь. В его взгляде вновь зажегся тусклый огонек непонимания.

— Моя мать его не знала. — Он впервые допустил хоть какую-то возможность связи с ливанцем.

Фонарь погас.

Сесийон увидел голову в капюшоне и сумел наконец разглядеть странно неподвижные голубые глаза своего мучителя.

— А я думаю, знала.

Прошло несколько секунд.

— Нет, я познакомился с Насером намного позже, чем порвал с семьей.

Дома Амель обнаружила Сильвена на диване перед телевизором. Он вернулся со своего семинара во второй половине дня. Ощутив внезапную неловкость, молодая женщина как вкопанная остановилась на пороге гостиной. Несколько долгих секунд они не произносили ни слова. Затем муж поднялся и подошел к ней, чтобы обнять. Она не сопротивлялась. Он тихим голосом бормотал ей на ухо свои извинения, она молчала и не шевелилась.

Сильвен стал целовать ее. Амель терпела присутствие его языка у себя во рту и думала о другом: о тексте, который ей предстоит закончить, и о спокойствии, испытанном ею в эти несколько дней отсутствия мужа. Сочтя, что поцелуй чересчур затянулся, Амель отстранилась от Сильвена и сняла пальто. Повесив его на спинку стоящего перед письменным столом стула, она включила компьютер.

— Что ты делаешь?

Не оборачиваясь, она ответила:

— Мне надо перечитать один текст и отправить его.

Вскоре она почувствовала на своем затылке неровное дыхание мужа.

— Я только что приехал, а ты…

— Не надо было уезжать. — Ответ прозвучал холодно и резко.

— Надоела мне твоя дерьмовая работа! Черт, ты что, не понимаешь, что мы из-за нее на грани развода!

25.10.2001

Перечень услуг и тарифов был составлен по-английски, по-французски и на арабском языке, которого Карим не понял. Когда первое изумление прошло, он осознал, что арабским был только алфавит, а язык, возможно, был урду. Маленькое интернет-кафе в Барбе-Рошешуар, перед витриной которого он остановился, должно быть, принадлежало пакистанцам или афганцам.

Войдя, Феннек сразу погрузился в душное тепло лавки. Было очень шумно. В первом помещении, предназначенном для компьютеров, все было занято. В глубине образовалась очередь к телефонным кабинкам; двери не мешали присутствующим быть в курсе разговоров.

Служащий за прилавком принял у него деньги и попросил подождать. Минут через десять Карим смог наконец сесть за компьютер. Он сразу подключился к Google и ввел объект поиска, «Эль-Хадж». Ему хотелось посмотреть самому, потому что контора держала его в неведении. По последним сведениям, после его возвращения из Испании аналитики по-прежнему работали над возможными значениями этого слова.

Через несколько минут поиска обнаружилось более восьмисот тысяч статей, но все они к делу не относились. В основном фамилии: арабские поэты, легендарные воины, африканские певцы и в общих чертах все те, кто совершил паломничество в Мекку.

Феннек открыл второе окошко и уточнил даты следующего большого исламского собрания — пятой колонны, — в котором все истинно верующие стремились поучаствовать по крайней мере хоть один раз в жизни. В 2002 году оно состоится между 8 и 13 dilhija[141]1422 года по лунному календарю хиджры,[142]или с 20 по 25 февраля.

Как только Карим узнал имя коммандо, он сразу подумал, что этот праздник может оказаться целью большого покушения. Гипотеза по многим причинам выглядела правдоподобной. Уже не в первый раз Саудовская Аравия — страна, постоянно обвиняемая фундаменталистами в игре на руку крещеным, — станет мишенью в это время года, что будет иметь большое символическое значение.

Впрочем, реальной целью всех исламистских военачальников, прежде всего политической, является отвоевание любыми средствами прежде принадлежащих им стран. Эта победа послужит отправной точкой восстановления мифического государства — Халифата, где правил бы преемник Мохаммеда. Тогда стало бы возможным распространение уммы по всему миру. Создатели идеи Аль-Каиды разделяли эти амбиции и искали способы прибрать к рукам Аравийский полуостров и Египет. Саудитское королевство снова могло представлять очевидный приоритет как в экономическом, так и в религиозном плане.