Опустив трубку, я наткнулся на взгляд Проничевой. Если не выйдет, то я попал. Сживет со свету.

— Александр Фомич, это Беляев? — спросила она.

— Совершенно верно — любезно ответил я — ответсек обкома по идеологии. Хочет отправить с визитом дружбы нас в Париж. Тоесть…

За столом секретаря кафедры зазвонил телефон. Все слегка оцепенело посмотрели на него, а потом на меня. Телефон умолк.

— Зря не сняли. Наверняка обком — произнес я как бе в воздух.

— Коля, прекращай паясничать — устало вздохнула Проничева.

— И ведь такая рожа самоуверенная, Наталья Олеговна, что я почти поверила! — пробурчала Вика. Открылась дверь и показалась девушка Маша Федорова, секретарь деканата.

— Как хорошо что вы еще не ушли! — воскликнула она — Наталья Олеговна! Звонили из обкома просили позвонить товарищу Беляеву. По поводу поездки во Францию. Просили, как можно быстрее, что бы подготовить вопрос к бюро обкома. Проничева в упор посмотрела мне в глаза:

— Я даже не буду справшивать — как. Я спрошу — зачем, Коля?

— Есть куча мелких причин. И одна важнейшая.

— И какая это?

— У Виктории семнадцатого августа день рождения. Я хочу что бы она в это день ехала со мной, в красном кабриолете по Ля Мойен Корниш, что на Кот де Азур.

— Всего лишь?

— Ну… как бы потом, у нас с ней не сложилось… этого уже никто не отменит.

— Я даже представить не могу, что же ты считаешь ерундой, Коля.

— Это очевидно. Нам всем — пятерка по кредитным операциям. Автоматом.

— Девочки, конечно, заслужили, и уже имеют свои пятерки. А вот ты, Коля, вызываешь у меня сомнения.

— Гм. А если мы с Викой возьмем вас, с нами, в кабриолет?

— Можешь идти, Андреев.

— Только позвоните в обком. На коммутаторе скажите, чтоб соединили с Беляевым. Он ждет. Вы уж не откладывайте.

— Скройся с глаз моих!

Выходя на набережную канала, Вика с любопытством спросила:

— Ты это давно задумал?

— Вот если бы некоторые скандалистки не бросали своих парней, перед их отъездом за рубеж, ты бы все знала!

И я рассказал ей, что выезжал зимой, что бы разместить в загранице средства, что мы добыли с Сурковым. И, на часть этих средств, планировал устроит студенческий обмен. Когда человек пятнадцать, из нашего института, выезжают во Францию, а дюжина сорбонцев учится у нас.

— Если бы ты, Виктория, не кочевряжилась, уже была бы в Париже. Но нет. Пришлось вернуться, и придумывать новый способ! И благодари бога, что план вывезти тебя и Приходько в горбах, мы сочли неизящным.

Она прижалась к плечу:

— Мы же пройдемся по магазинам?

— Пхе. Я вам, Виктория, официально заявляю, что мы слетаем на пару дней в Милан. С целью закупок одежды и обуви.

— А в Сорбонне, что мы будем делать?

— Читать лекции. Тоесть ассистировать Проничевой. А ей — достаточно будет рассказать свой режим дня, и тему своей кандидатской, и грандиозный успех обеспечен.

— А Ирка с Сережей?

— Все продумано! Они поедут позже, и с бэбиком. Вся Франция будет рыдать от умиления. И вообще, посмотрим, может останемся там, на пару семестров. А там и они подтянутся…

Собираясь перетаскивать Викины вещи к себе домой, я подготовлился. У ее дома нас ждало такси, что мы загрузим барахлом. Я думал, что нас ждут нудные сборы, с вздрагиванием от каждого шороха. Но все вещи, оказались аккуратно собраны! Чемоданы, портпледы и сумки, были уложены посреди её комнаты. На мой исполненный подозрений взгляд, она невинно похлопала длинющими ресницами, и я махнул рукой. Все равно все мужчины в той или иной мере — жертвы женских манипуляций.

Глава 27

В понедельник, в два часа дня, я подошел к рюмочной. На двери висела табличка «Учет». А за окном-витриной обнаружилась роскошная штора, не позволяющая увидеть, что же в рюмочной твориться. Я хмыкнул, и толкнул дверь.

Как обычно по понедельникам, в шесть тридцать, пришла Тамара. Но, как и всегда, когда у меня оставалась ночевать Вика, она не стала шуметь. Скрылась на кухне, откуда вскоре на весь дом вкусно запахло свежей сдобой. Может от этого, может быть от прочих треволнений, мы с Викуней дрыхли почти до десяти. Могли и дольше, но пошли звонки.

Первым оказался звонок Натальи свет Олеговны. Она сообщила, что наш вопрос, по поездке, решен в инстанциях, завтра мы должны подойти в деканат. Она переговорила с обкомом, и ее заверили, что на бюро обкома нашу поездку утвердят, готовьте документы. Коля, найди Вику, и приходите.

Я было решил не бегать. Из кухни так пахло, что я утратил волю. Но, тут из спальни явила себя Виктория, в пижаме. Лохматая и офигенная совершенно. Тамара Пылаева старательно поддерживает среди окружающих имидж туповатой свирепости. На самом деле ни тупой, ни особо свирепой не являясь. По крайне мере, увидев пижаму, она все поняла до всяких слов. И разразилась речью о том, что давно уже, Викочка, пора. А то этот Колька, знай напивается и пропадает непонятно где. Я-то думаю, что за чемоданы этот охламон притащил. Пойдем, попьем чаю, решим, куда что будем вешать и ложить. Ты, Коль, собрался бегать? Вот и беги. А мы здесь прикинем, что и как. Грустно переоделся, воткнул ноги в кроссовки, и побежал. Выходя сообщил Вике, что звонила Проничева, вопрос поездки согласован. Она весело фыркнула.

Выйдя из парадной, я повернул направо, и потрусил вдоль канала.

В субботу, в полдень, мы приехали к Викиным родителям на дачу. Светлана Артуровна барственно сидела в кресле, на веранде, и сверлила меня взглядом все время, пока мы шли от калитки к дому. Мы подошли, и я вручил ей букет белых роз, за которыми, как дурак, ходил с ранья на рынок. Я открыл было рот, собираясь сообщить, что Виктория теперь живет со мной. Но Вика опередила.

— Мама! Я тебе уже говорила, что теперь живу с Колей. Мы заберем мои вещи.

В общем, некоторая напряженность витала в воздухе, пока мы пили чай. Потом меня отправили делать шашлык, и я перевел дух. Пока я разводил мангал, пока мариновал мясо, Светлана Артуровна подуспокоилась, и даже принесла мне кофе. Но потом приехал со службы Борис Иванович. И дамы скрылись с глаз. Хотя, я думаю, подсматривали. Вдруг подеремся?

Да только Борис Иванович смотрел на меня уже по другому. И первое, что он спросил, поздоровавшись, было:

— Для бюро обкома готовят вопрос по вашей поездке в Париж. Ты вкурсе?

— Я — инициатор процесса — скромно объяснил