Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты это сделала? — прошептала я. Голос мне больше не повиновался.
— Выяснив, когда он идет к врачу, я сразу же отправилась к офтальмологу. Сказала, что собираю пожертвования на строительство бассейна. А сама забрала солевой раствор. Прямо у них под носом! Дома я залила в их бутылочку пероксид Джулиана. Потом позвонила директору школы и сказала, что именно Филип Миллер должен привезти дополнительные наклейки, и никто больше, особенно если они надеются получить от меня последние двадцать тысяч долларов на бассейн. — Адель снова рассмеялась. — Чтобы сразу же после врача ему пришлось ехать в школу, а потом опять в город. Я надеялась, что он попадет в аварию. Нельзя было позволить ему говорить с кем бы то ни было, особенно с Брайаном или с тобой. Видишь ли, он хотел сказать тебе, что тут оставаться опасно. Поэтому он так рано и позвонил. Ему казалось, он поступил осторожно, когда сказал тебе: «Не по телефону».
— Так это ты подслушивала мои звонки? И потом рассказывала генералу, что у меня происходит в жизни? — спросила я. Но она не ответила. — Ты никогда не забывала Брайана.
Адель засопела и нервно задергала руками, глядя на меня так, будто что-то во мне искала:
— О, нет! Забыла. На праздновании моей годовщины, когда он постоянно лип к Сисси, я поняла, что все кончено.
— Как ты заставила его принять шпанскую мушку?
Она вздохнула и снова вся затрепетала:
— Я попросила его возвратиться после вечеринки, сказала, что хочу инвестировать деньги в его строительство. И подсыпала кантаридин на помадку. Он умер за шоколад! — Адель рассмеялась. Меня затошнило. — Твой сын — последний, кто видел нас вместе. Поэтому, прости, мне трудно это говорить, но ему тоже придется утонуть.
— Где Арч? — заорала я.
— Там, где на этот раз ты не сможешь его спасти…
Я не могла больше сдерживать тошноту и бросилась в ванную в холле. Но там был Шульц, я слышала, как его рвало. Это было невыносимо. Я собрала все силы в кулак и вернулась в гостиную.
— Что ты с нами наделала? — наступательно закричала я на Адель.
— Единственное, что ты наверняка стала бы есть или пить в этом доме сейчас, это эспрессо, — спокойно ответила та. — Так что я подсыпала шпанскую мушку в банку с кофе. Прости, Голди. Ты и твой полицейский должны умереть через час.
Я кинулась к ней:
— Ах ты, дрянь! Где мой сын?
Но прежде чем мои руки дотянулись до ее шеи, Адель схватила трость и ткнула мне ею в живот. Боль в желудке удвоилась. Потом был удар по спине. Комната покачнулась, и я грохнулась на пол, где меня вырвало на их красивый восточный ковер.
Адель подошла ко мне и, прижав мою руку тростью, прохрипела:
— Вставай.
Но это было трудно, все нестерпимо болело: спина, желудок, внутренности.
— Пошла! — подталкивала она меня своей палкой. — Давай, быстро в ванную!
— Том! — пыталась кричать я слабым голосом, еле передвигая ноги. — Том! Бо! Помогите!
— Заткнись! — тыкала она меня палкой. — Бо тебя не услышит, я положила валиум в его скотч. А твой друг коп, наверное, уже мертв. Я надеюсь.
Я резко развернулась к ней, пытаясь атаковать. Но она остановила меня тростью, прижав ее к моим плечам. Боль сразила меня, и я сползла по стене на пол. Адель толкнула дверь ванны, я заглянула туда и увидела на полу Шульца в позе зародыша — так скрючилось его огромное тело. Она потыкала его тростью, и он застонал. Затем перевернулся, и я увидела его изжелта-бледное лицо, он пытался остановить на меня взгляд.
— Давай сюда! — кричала Адель, ударяя меня по лодыжкам. Ее побои были такими сильными, что я потеряла равновесие и упала на плиточный пол, едва успев выставить вперед руки, чтобы не удариться головой. Она нависла надо мной, лицо ее казалось мне расплывчатым.
— Ничего ты не понимаешь, — пробормотала она, закрывая дверь.
Я слышала, как она подперла чем-то дверную ручку и удалилась.
Повернувшись в Шульцу, я наткнулась взглядом на его полные боли глаза.
— Кажется, я умираю, — прошептал он.
— Ты не умираешь, — ответила я с напускной твердостью. Внутри у меня все жгло. Нужно было срочно разбавить яд водой. Я знала это. Подставляя ладони под кран, я наливала ее в рот Шульцу, потом пила и пила сама… Десять глотков, двадцать, тридцать… Еще и еще… Себе… Ему… Ядовитый огонь в теле не остывал. Краем сознания я отметила, что Адель захлопнула входную дверь. Она уезжала, оставляла нас подыхать тут вдвоем. Кого обвинят? Генерала? Меня? У критика Пьера целый день бы ушел на осмысление этого таинственного вопроса.
Я глотнула еще воды и зажмурилась. Мысленно нарисовала образ Арча. Я должна его отыскать! Должна. Отыскать. Найти. Найти. Найти. Повторяя эту мантру, я встала на четвереньки и заглянула в щелку под дверью. Ванную закрыть снаружи нельзя. Чтобы запереть нас, Адель подперла ее портативным блокиратором, который мне как-то показывал генерал. Я видела его резиновый наконечник на деревянном полу. Думать о том, что на самом жезле остались отпечатки пальцев Адели, мне было некогда.
Я закрыла глаза, и передо мной предстал Арч. Я пыталась вспомнить, что сказал мне о блокираторе генерал. Один конец жезла не дает открыть дверь, а второй упирается в пол. Только это не срабатывает с дверьми, открывающимися внутрь, так сказал генерал.
Я отодвинулась в сторону, даже не задев двери. Она открывалась внутрь, чтобы случайно не задеть ею того, кто проходит мимо по холлу.
— Я не понимаю, да? — слабо выговорила я, аккуратно поворачивая ручку двери и открывая ее. Блокиратор упал на пол. — Разумеется.
На локтях я подползла к Шульцу и объяснила ему, что мне нужно ненадолго его оставить. Но он только слабо стонал. Я еле держалась на ногах, когда вышла в холл. На меня постоянно накатывали приступы тошноты. Я поползла в гараж. Дважды пришлось останавливаться: меня рвало и рвало.
А я думала, Адель мне подруга. Мне хотелось, чтобы так было. Думала, мы доверяем друг другу. Я жестоко поплатилась за самообман: случайно приняла яд, наркотик, которым люди пытаются заставить других любить их. Пока ползла, я пыталась повыше держать голову. Представляла лед, холод, что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о том, что происходит у меня в желудке. Представляла Арча.
Дверь гаража была открыта. Теперь пришлось ползти по полу, который весь был в песке. Каждое движение давалось мне с боем: забраться в фургон, выпрямиться, открыть бардачок. Я шарила в аптечке, пока не нашла (слава богу!) рвотный корень, и тут же проглотила его. Пройдя тот же мучительный путь назад в ванную, я попросила Шульца приподняться на локтях. Я держала руками его голову — на лице у него выступили крупные капли пота. Перед тем как глотать лекарство, что я принесла, он промямлил:
— Если я умру, я хочу, чтобы ты знала о моих чувствах к тебе…