Мужья совершают поступки и похуже! Вот что она всегда говорила себе. Она знала мужей, которые давали волю кулакам, швыряли вещи или кричали ужасные оскорбления. Если Джанет Хиггинс проигрывала гейм из-за двойной ошибки, муж дергал ее за нос и говорил: «Глупая гусыня!» Джанет всегда весело смеялась, но это было не смешно, все видели, что это было обидно и унизительно для нее. Да, бедная Джанет, конечно, могла вызвать раздражение, но она не заслуживала, чтобы ее щипали за нос только потому, что два раза ее удар по мячу пришелся слишком низко.

Джой вспомнила еще одну милую девушку по имени Полли Перкинс, члена теннисного клуба, которая была абсолютным демоном на корте, не боялась выходить к сетке агрессивно, по-мужски, но должна была записывать в блокнотик каждый потраченный цент для своего мужа, важной шишки, университетского профессора. Однажды Полли рассказала Джой об ужасной ссоре, произошедшей у них с мужем накануне вечером из-за того, что он не позволял ей купить новый утюг. Полли сказала, что старый все время плюется ржавчиной на ее одежду, и показала Джой коричневые пятна на своей теннисной юбке. Через шесть месяцев Полли ушла от мужа и вернулась домой, в Новую Зеландию. Джой часто вспоминала ее, занимаясь глажкой белья, и надеялась, что Полли обрела счастье и новый утюг, который не плюется ржавчиной.

Муж мог уйти, как Стэн, но мог и никогда не вернуться, как отец Джой. Стэн возвращался всегда.

На самом деле в большинстве случаев Стэн был терпеливее и менее склонен злиться, чем она. Когда дети были маленькие, ее настроение всегда оставалось на низком уровне тлеющего раздражения.

Неужели он не догадывался, что она тоже мечтает сбежать от своей жизни, когда злится? Джой регулярно фантазировала, как сделает то, что сделал ее отец много лет назад, – выйдет за дверь повидаться с подругой и больше не появится. Иногда она отказывалась от ответственности, воображая, как в дом врываются похитители людей, грузят ее в кузов фургона и увозят в симпатичную, прохладную и тихую темницу, где она отдохнет.

Но уйти из дому – это никогда не было реальной возможностью. В ней слишком нуждались. Только она знала расписание детей, имена ветеринара, врача, учителей.

А вот Стэн мог уйти не задумываясь. Иногда он просто выходил из комнаты, ну и ничего. Нормальные люди поступали так. Иногда делал круг по кварталу, – наверное, это тоже в порядке вещей у нормальных людей. Иногда уезжал куда-нибудь на машине и возвращался через час. Через два. Три. Четыре часа. Чем дольше он отсутствовал, тем менее нормальным это становилось. Самая долгая его отлучка продолжалась пять дней.

«Ты вот что сделай, – сказала Джой мать, когда та наконец призналась ей в странной и постыдной привычке мужа. – Приготовься к моменту, когда он вернется, обязательно накрась губы и надень свое самое красивое платье. Не плачь. Не кричи. Не задавай ему ни единого вопроса о том, где он был. Держи голову высоко и веди себя так, будто ты даже не заметила его отсутствия».

Джой последовала совету матери и выполнила все до последнего пункта. Если бы она дала такие наставления своим дочерям, те взвыли бы.

Только один раз Джой нарушила предписания матери. Это было ночью, они лежали в спальне с закрытой дверью, и оба тяжело дышали, утомленные сексом.

«Почему ты это делаешь? – спросила Джой, уткнувшись в грудь Стэна. – Исчезаешь? Уходишь?» Сперва она решила, что муж не ответит, а потом он сказал: «Я не могу говорить об этом. Прости». – «Ладно», – произнесла она, хотя это все-таки было не совсем ладно. В ее сердце зародились крошечные зерна возмущения – горькие семечки в сердцевине самого сладкого яблока.

Больше они никогда об этом не разговаривали. Сказав: «Ладно», она согласилась на предложенную ей сделку. Он всегда возвращался, и такое случалось, может быть, один-два раза в год, и в конце концов, с появлением седины и поредением волос до полного облысения, с разрушением хрящей, уходы из дому происходили все реже, пока однажды Джой не поняла, что это осталось в прошлом, как его темные курчавые волосы, как ее ПМС.

– Нужно уметь идти на компромиссы, если хочешь сохранить отношения. Ты тянешь их кое-как. – Джой замолчала, заметив, что Саванна наблюдает за женщиной и маленькой девочкой в бледно-розовом трико и пачке, которые сидели за соседним столиком. – Мило, – сказала Джой.

– Я занималась классическим балетом, – отозвалась Саванна, не отрывая глаз от ребенка.

– Правда? – заинтересовалась Джой.

Хотя Саванна и говорила, что обладает превосходной автобиографической памятью, она мало чем поделилась с Джой из того, что помнила в таких мельчайших подробностях, – наверное, это были не слишком приятные воспоминания. Интересно было услышать от нее новую конкретную деталь, к тому же имевшую значение. Саванна обладала красивой осанкой и определенной грацией в движениях.

– Моя мать хотела, чтобы я занималась балетом. Кто-то из приемных родителей отвел тебя туда? – спросила Джой.

Саванна посмотрела на нее рассеянным взглядом:

– А?

– На балет? – пояснила Джой. – Как ты начала им заниматься?

Балет, тем более классический, – нетипичное времяпрепровождение для ребенка, который постоянно менял приемные семьи.

– Я посетила всего несколько вводных уроков. И все. – Саванна посмотрела на маленькую девочку и скривила губы. – Зря она ест пирожное, если хочет стать балериной. Слишком много сахара! – Слова эти Саванна буквально процедила сквозь зубы, и снова так, будто это была не она.

Джой подумала, не подражает ли эта девушка бессознательно какому-то суровому авторитету из своей жизни.

Саванна с отвращением отставила в сторону свой яблочный крамбл, словно кто-то заставлял ее его есть.

– Мне хватит.

– Да. Мне тоже. – Джой отхлебнула чай и снова посмотрела на маленькую балерину, весело болтавшую ногами и уплетавшую пирожное.

Джой вдруг загрустила, ей стало ясно: Саванна соврала ей про балет. Но зачем? А если она солгала сейчас, значит дети могли и не ошибаться насчет нее, а Джой так не хотелось, чтобы они оказались правы.

– Джой? – произнес знакомый голос, и она мигом изменила выражение лица, изобразив на нем радость при виде овдовевшей подруги Дебби Кристос, которая вошла в кафе, но при этом Джой немного смутилась, ведь она только что вспоминала ее тонкие запястья и поцелуй ее покойного мужа.

Сейчас

– Я, вообще-то, видела эту девушку, которую ищет полиция, – сказала Дебби Кристос своей подруге Салин Хо. – В прошлом году я случайно столкнулась с Джой в кафе «Дэвид Джонс». Они ходили по магазинам. Помню, я тогда подумала, что они выглядят как мать и дочь.

– Кажется, я о ней слышала, – отозвалась Салин, – но никогда с ней не встречалась.

В течение последнего месяца Салин возила Дебби на теннис вечером по пятницам.

Потеря одной из них супруга, как многие поворотные события в жизни, стала интересным проверочным тестом для их дружбы. С некоторыми подругами Дебби пришлось расстаться: к примеру, с той, которая в ответ на отказ Дебби идти в театр повелительным тоном заявила, мол, не стоит ей чахнуть от тоски. Зато дружба с другими укрепилась, как с Салин, которая сама не была вдовой, но интуитивно понимала, как чувствует себя Дебби через шесть месяцев после кончины Денниса: нервы у нее были так обнажены, что дуновение ветра вызывало болезненную реакцию. Салин не говорила: «Дебби, дай мне знать, если я чем-нибудь могу помочь тебе». Она просто предупредила: «Я заеду за тобой в семь».