Нежеру было трудно сосредоточиться на его словах. Успокаивающий холод, окутавший спину, вдруг помог ей понять, сколько долгих часов, сколько дней она заставляла себя делать каждый новый шаг и каждое мгновение сражаться с болью. Впервые после порки она просто хотела все забыть и уснуть. Но что он такое говорит? Неужели предлагает нечто вроде дружбы? И если да, что тогда?

– Вот так, сестра по Руке, это должно помочь. – Он убрал маленький горшочек обратно в потайной карман белого одеяния. – Я скажу Мако, что твои раны заживают. И, может быть, ты подумаешь над моими словами.

Нежеру почувствовала, что у нее не осталось сил, все вокруг окутано туманом, и неожиданно мир и ночь навалились на нее, точно огромный груз. Она даже не стала снова надевать куртку, просто завернулась в плащ, улеглась на холодную каменистую землю и уснула.

* * *

Когда они шагали на восток вдоль подножия гор, вернулись ледяные ветра и принялись разбрасывать повсюду пригоршни снега. И хотя холод, сползавший с высоких пиков, не облегчал боль, Нежеру обнаружила, что он помогает в другом. Танцующие в воздухе белые снежинки превращались в покрывало, в которое она могла закутаться, чтобы спрятать от остальных свои мысли.

Нежеру знала, почему солгала насчет ребенка, – мысль о том, что Мако возьмет ее силой, когда она была едва жива после порки, казалась ей невыносимой. Однако она по-прежнему не могла объяснить даже себе самой, почему не убила смертного мальчишку на острове Костей. Она не хуже Мако понимала, какую он представлял опасность и насколько труднее им будет покинуть остров, если жители деревни пустятся за ними в погоню. Да и вообще мальчишка наверняка погиб вместе с остальными односельчанами. Получалось, что ее колебания ничем ему не помогли. Но больше всего ее выводила из равновесия мысль о том, что в то короткое мгновение она увидела последствия своего поступка, причем так ясно и четко, будто все уже случилось. И тем не менее не бросила кинжал в спину убегавшего ребенка.

Уничтожать тех, кто может уничтожить тебя, – твой священный долг в роли Жертвы. Если отдать свою жизнь за Королеву есть радость, насколько лучше и приятнее убивать ее врагов?

Нежеру выучила эти уроки одновременно с рунами и цифрами в свой первый год в Ордене и знала их так же твердо, как собственное имя. Но в первый же раз, когда ей представилась возможность убить врага, она потерпела поражение. Почему?

«Дело в моей крови. Иначе просто не может быть. Каким-то образом смертная половина меня, наполненная слабостью и неуверенностью, взяла верх над лучшей частью моей сущности».

Нежеру поняла, что не гнев Мако и остальных членов отряда наполнял ее стыдом, а осознание собственной неполноценности, которой ее одарила смертная мать, шу’до-ткзайа, и текущая в ее жилах кровь рабов. Достаточно вспомнить, как капитан-риммер и его команда стояли в стороне, когда женщины и дети, принадлежащие к их смертному народу, падали под ударами клинков хикеда’я! Только плохой кровью можно объяснить такую слабость и трусость. Нежеру знала, что, если бы кто-то напал на ее родных, она бы сражалась за них до самого последнего мгновения и умерла, вцепившись зубами в горло врага. Тогда как так получилось, что она не смогла остановить всего лишь одного ребенка, чтобы защитить свой народ?

«Я сражаюсь сама с собой, – вдруг поняла она. – Если я хочу быть женщиной, принадлежащей Королеве, если хочу принести славу Ордену Жертвы, я должна уничтожить эту слабость в своей крови, слабость смертной. Другого пути нет».

* * *

Обратный путь в Наккигу через холмистую местность у подножий гор, которые хикеда’я называли Шиммерспайн, а смертные Уайтфеллс, получился долгим. Члены Когтя провели одну ночь на сторожевом аванпосту Ордена Жертвы, в пещере, находившейся в самом сердце скалистого холма и невидимой из долины внизу. Воины, служившие там, получили назначение на длительный срок, и потому Нежеру их не знала – они прибыли сюда задолго до того, как она услышала свой священный призыв, однако Мако и Кемме были знакомы со многими и весь вечер пили с ними ртутный напиток, называвшийся аналита, а Иби-Хай несколько часов беседовал с главой Ордена Эха.

Даже Саомеджи немного пообщался со своими коллегами в Ордене, хотя здешние Певцы, как и везде, были замкнутыми по своей природе, и беседа быстро закончилась. Только Нежеру оказалась совершенно одна, но после того, что произошло на острове, ей не хотелось ни с кем разговаривать или делиться историями. Поэтому она нашла местечко подальше от остальных и постаралась хорошенько отдохнуть.

Утром Нежеру показалось, что хозяева аванпоста смотрят на нее совсем не так, как накануне: солдаты хикеда’я, проходившие мимо, с интересом на нее поглядывали, хотя в глазах некоторых она видела нечто похожее на презрение. Нежеру не сомневалась, что Мако и Кемме рассказали им про ее позор и наказание, и хотя раны почти зажили и она уже могла двигаться с подобием своей прежней грации, у нее было ощущение, что они отчетливо видны сквозь одежду. А еще она спрашивала себя, поведал ли им Мако про ребенка, которого она якобы носит. Живот у нее не станет расти, но ложь с каждым днем будет становиться все больше, а преступления все труднее скрывать.

– У нас новый приказ, – сообщил им Иби-Хай, когда Мако собрал весь Коготь, чтобы подготовиться к уходу. – Его передали главе Ордена Эха сюда, на аванпост, и он подтвержден связывающим истинным словом моего магистра. Мы не возвращаемся в Наккигу, мы должны доставить кости Хакатри в замок Горькой Луны.

Все члены Когтя удивились такой смене планов, и никому это не понравилось, особенно Мако. Нежеру не сомневалась, что он предвкушал, как с триумфом вернется в Наккигу, и его совсем не обрадовала необходимость отправиться в изолированную от остального мира пограничную крепость. Однако приказ, подтвержденный Верховным магистром Ордена Эха, имел силу желания самой Королевы Утук’ку, поэтому на всех лицах появилось приличествующее случаю выражение почтения. Только Саомеджи осмелился отреагировать иначе – на мгновение не сумел скрыть ликования. Когда они выходили из надежно охраняемой пещеры, мимо строя вооруженных солдат хикеда’я в шлемах, он наклонился к Нежеру, и его золотистые глаза загорелись.

– Похоже, мои господа отобрали победу у лордов твоего Ордена.

Нежеру не поняла, что означали его слова, но не хотела иметь с ним дела больше, чем строго необходимо, поэтому не стала задавать вопросов.

Покинув аванпост, Рука Мако несколько дней скакала на свежих лошадях сквозь местность, где становилось все больше и больше снега, следуя по более южному маршруту, чем они намеревались раньше, и наконец утром, на фоне ярко-голубого неба увидели на горизонте замок Горькой Луны. Крепость, прямоугольное гранитное сооружение, стояла на вершине перевала Глотка Дракона и была построена во времена могущества хикеда’я, чтобы наблюдать за одной из главных дорог в Наккигу.

Чтобы попасть в крепость, отряду пришлось, преодолевая невероятные трудности, подняться по узким, извивающимся тропинкам, и не только у Нежеру болело все тело, когда они оказались на вершине перевала и на огромном открытом пространстве перед стенами замка.