– Небось, после такой встряски у тебя желание выпить появилось?

– Не отказался бы, надо нервы в порядок привести, – Я тебе предлагаю чудесный план. Жене сейчас скажи, что ты согласился.

– Я еще согласия не давал.

– А ты скажи. Если потом передумаешь, всегда можешь соврать, что место уже занято.

– Не умею я так.

– Тогда дай трубку Варваре Станиславовне.

– Не хочу.

– Дай, я приказываю.

– Дома у меня ты не приказываешь.

– Конечно, там у тебя другие приказывают. Так вот и передай трубку генералиссимусу.

Неохотно Штурмин отнял трубку от уха и протянул ее жене:

– Варвара, тебя просят.

– Ну, слушаю, – как показалось Штурмину, ласковым, даже чересчур, голосом проворковала Варвара.

– Не сдается?

– Сдастся, куда денется, – уже зло и твердо сказала Варвара.

– Пара усилий осталась. Думаю, он сломается.

– Он уже дрогнул, трещины пошли.

– Вы, Варвара, честно сказать, молодец, сделали то, что не под силу дюжине генералов.

– Ага, всегда, когда что-нибудь тяжелое, то Варваре делать?

– Ну, не всегда. Я хочу, чтоб вы. Варвара Станиславовна, отпустили Леву часика на четыре…

– А может, на два месяца? – произнесла в трубку женщина.

– Нет, нет, – сказал Мещеряков.

– А если вы подъедете к нам? – предложила Варвара.

– К сожалению, не могу. Да и Лева не обрадуется.

Лучше мы на нейтральной территории коньяка граммов по пятьдесят выпьем и он согласится.

– Знаю я ваши пятьдесят.

– Ну, не пятьдесят, – сказал Мещеряков, – по сто. Идет?

– А что вы со мной торгуетесь, вы ему предложите.

– На это он согласен.

– Ему одно надо – лишь бы из дому уйти, лишь бы меня не видеть!

– Зачем вы так… – Мещеряков понял, что встрял в не очень приятную ситуацию и тут же громко произнес:

– Сейчас, сейчас, полковник, секундочку.., присядьте, – он говорил деловым голосом так, чтобы произвести на Варвару впечатление, хотя сидел в кабинете абсолютно один, даже ноги забросил на край стола. – Дайте, пожалуйста, трубочку вашему супругу.

– На, тебя, – Варвара сунула трубку майору.

Штурмин прижал ее к уху.

– Ну, как там?

– Нормально, – буркнул Штурмин.

– Я, ты знаешь, договорился с ней, она тебя отпускает.

– Куда отпускает?

– Встретимся где-нибудь.

– Где? – спросил Штурмин.

– Ко мне нельзя.

– Что, жена – ехидна?

– Нет, – признался Мещеряков, – теща приехала. Они сейчас с женой разбираются, как детей воспитывать. Давай к Иллариону, он один живет, и думаю, обрадуется.

Штурмину уже было все равно, где и с кем пить, самое главное – уйти хотя бы на пару часов из дому.

Ведь он хорошо знал, что этот накат, эта ссора, скандал – лишь начало, так сказать, первый всплеск, первый толчок большого землетрясения, а за первым должен последовать второй, третий, четвертый. И тогда ему уже небо покажется с овчину, жена выльет на голову все, что накопила за долгие годы. Припомнит мельчайшие подробности, причем, такие, о которых Штурмин даже не подозревает. Вспомнит его друзей, убитых и раненых, вспомнит инвалидные коляски, похороны, цветы, свадьбы, торжественные собрания, вспомнит тещу с ее огородом и дырявой крышей, которую Штурмин чинит каждое лето – в общем, все, что можно.

Память у нее дай бог, даже припомнит болезни детей, случившиеся, когда он был в командировке и защищал родину, отдавая ей священный долг. А слушать это Штурмину не хотелось.

– Я, Варвара, пойду.

– Да, да, – веско сказала Варвара, – и договорись с Мещеряковым, что ты станешь работать инструктором на полигоне и будешь приезжать домой хотя бы три-четыре раза в неделю.

– Но и это не близко.

– А мне все равно. Это ближе, чем Таджикистан или Югославия. Надеюсь, ты меня понял?

– Понял, понял… – пробурчал Штурмин, выбираясь из-за стола.

– Ты бы бутербродов перед пьянкой поел, – миролюбиво сказала Варвара.

– Вот приду и поем. Ты же знаешь, у меня аппетит не до пьянки, а после.

– Знаю. Минералки купить?

– Да, купи.

– Тогда иди.

Штурмин оделся быстро, словно бы у него в запасе, как у солдата новобранца, было всего лишь сорок пять секунд, словно бы дембель с ремнем в руке уже зажег спичку, и если он не уложится в сорок пять секунд, то железная пряжка со звездой обрушится на его спину.

– Куда ты бежишь? – прижавшись плечом к стене, бросила жена. – Словно на пожар летишь. Тебя по тревоге подняли, что ли?

– Я всегда так, – быстро всовывая руки в рукава и застегивая молнию, бросил Штурмин.

– Шарф поправь, – сказала жена, подошла и поправила мужу шарф.

– Брось, не маленький…

– И шапку в руках не носи, это тебе не перчатки, шапка должна быть на голове, – жена, поднявшись на цыпочки и едва дотянувшись до головы мужа, принялась надевать шапку. – Да наклонись ты, вырос до потолка.

– Я всегда такой был.

– Ну, да, это я стала маленькой, ты это хочешь сказать? Тебе, наверное, нравятся другие – толстые и длинные бабы?

– Такого не бывает, – заметил Штурмин, – если толстая, она уже не длинная.

– А я, значит, тебе уже не нравлюсь?

– Ты опять за свое…

– Естественно, за свое. Какого черта я буду за чужое переживать, я только за свое переживаю.

– По-моему, ты перебираешь, – Штурмин боком попытался протиснуться между женой и стенкой, но сделать это оказалось посложнее, чем прожаться между двумя бетонными колоннами.

– Ладно, – Штурмин за локти легко приподнял жену и поцеловал в плотно сомкнутые губы, – чтобы расслабилась, – сказал он.

– С тобой расслабишься. Когда перейдешь на полигон, вот тогда мы и расслабимся.

– Дался тебе этот чертов полигон! Как будто там мед ложками едят.

– Может, и не едят, – со знанием дела произнесла Варвара, – но зато в своих не стреляют и ножами животы не порют.

– Это точно, – хотя Штурмин прекрасно знал, что делается на полигоне, и временами там куда опаснее, чем в горах, где засели враги.