Фрасии есть история о том, как звезды затемняются магическими фонарями, созданными другими феями, чтобы их веселье продолжалось темной ночью. Как Богиню Ночи, ее это оскорбило. В гневе она превратилась в гигантскую цаплю, чьи мощные хлопающие крылья погасили фонари.

Не знаю, была ли у древних фей способность превращаться в зверей ― похоже, это было не под силу даже их магии. Но глядя на то, как Сабина защищает свое разбитое сердце доспехами из крыльев, я верю в божественное.

Мои же доспехи ― кожаный нагрудник с гербом Валверэй, ― ни хрена не защищают останки моего разорванного сердца. Я виню только себя. Я уничтожил единственное хорошее, что было в моей жалкой жизни. Единственный шанс на счастье, который у меня был. Чувство вины тяготит меня, словно заплечный мешок, набитый валунами. Она ненавидит меня, но это ничто по сравнению с тем, как сильно я ненавижу себя за то, что сделал с ней.

И все же я не жалею о своем выборе. Единственный шанс Сабины ― это защита Райана. Но я чертовски жалею, что затащил ее в постель и пообещал, что сбегу с ней. В тот момент я был готов переплыть ради нее чертово море Панопис. Если бы я только прочитал письмо ее отца раньше, я бы никогда не позволил всему зайти так далеко.

А теперь я потерял ее навсегда. Глупо было думать, что у нас с ней вообще есть шанс ― ничего бы не вышло. Я не заслуживаю ничего хорошего после совершенных мною грехов.

В первый раз я убил человека, чтобы избавить Райана от необходимости делать это. Нам было по восемнадцать лет, мы занимались спаррингом во дворе Сорша-Холла, когда лорд Берольт притащил какого-то подонка, забившего до смерти проститутку в одном из их борделей. Он приказал Райану привести в исполнение смертный приговор этому человеку. Райан колебался при мысли о том, чтобы лишить жизни человека, пусть даже злодея, поэтому я вмешался, чтобы выполнить задание кулаками. На полпути Райан присоединился ко мне. То первое убийство сплотило нас; у нас обоих была кровь на руках.

После первого убийства стало намного легче. Я не возражал, когда убивал плохих людей, а поначалу это было именно так ― психопаты и насильники, которые тем или иным образом пересекались с империей Валверэев. Я мог легко оправдать их убийство. Так я делал Дюрен безопаснее, причем не только для Валверэев, но и для такого отребья, каким я сам был в детстве, или моя шлюха-мать. И у меня это хорошо получалось. Настолько хорошо, что, когда Райан занял место своего отца на посту Верховного лорда, я был первым, кого он вызывал, если у него была работа. Перерезать глотки стало моей второй натурой.

В животе все сжимается, словно я съел что-то не то, словно прошлое пытается вернуться. Не все задания, которые давал мне Райан, были такими же справедливыми, как те, первые.

Так много грехов.

Столько невинных людей я убил. Женщин, которым я причинил боль. Семьи, которые я разрушил вымогательством и угрозами.

Но я выбрался. Это было чертовски трудно, но я выбрался. Я сказал себе, что никогда не вернусь к этой работе. Моих жертв теперь подают на обеденный стол, а не сбрасывают в братскую могилу для нищих. Но я боюсь того, что мне придется сделать, чтобы сохранить секрет Сабины даже от нее самой.

* * *

В ту ночь ― последнюю ночь поездки, прежде чем мы достигнем Дюрена, ― я снова связываю запястья и лодыжки Сабины. Как бы мне ни хотелось бодрствовать и следить за опасностью, мне нужен сон. Я не думаю, что она настолько глупа, чтобы сбежать, но отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки. Черт, есть серьезный шанс, что она попытается задушить меня во сне.

Это была бы более легкая смерть, чем я заслуживаю.

Сабина укутывается в одеяло, птицы и насекомые устраиваются в ветвях деревьев над головой, дожидаясь утра, когда они снова понадобятся. Словно чертово жюри черноглазых демонов смотрит на меня сверху, готовое вынести мне смертный приговор.

Как только Сабина засыпает, я достаю скомканное письмо ее отца, но не открываю его. Насколько я знаю, этот проклятый гусь над головой умеет читать и расскажет ей, что там написано. Впрочем, мне и не нужно читать письмо. Каждое слово отпечаталось в моей голове, словно заклейменный кошмар.

Я пытаюсь решить, стоит ли отдавать его Райану? Конечно, со сломанной печатью он сразу поймет, что я вскрыл и прочитал его личную переписку ― грех, наказуемый темницей. Но темница меня волнует меньше, чем то, что сделает Райан с информацией, содержащейся в письме.

Есть шанс, что он увидит в нем угрозу и окружит Сорша-Холл своими дозорными, даже если для этого придется отозвать целые батальоны из Старого Короса и с южной границы, где он сдает их в аренду короне. Я бы так и поступил. Так поступил бы любой заботливый муж.

Но Валверэи ― другая порода. Есть шанс, что Райан увидит в этом возможность. Учитывая, что здоровье короля Йорууна ухудшается, а будущее короны в Астаньоне шатко, это может стать тем топливом, которое ему нужно для борьбы за трон, если то, что Фольк рассказал о его амбициях, правда.

Это было бы безрассудством, даже глупостью. Практически смертный приговор. Но Валверэи пьют риск, как вино.

Я запихиваю письмо обратно в мешок, решив, что показывать его Райану слишком рискованно. Вместо этого я расскажу ему о записке в кармане шпиона, из которой следовало, что волканские захватчики охотятся на девушек вроде Сабины. Я расскажу ему и о грифоне, и о том, что в пограничной стене должна быть брешь. Я смогу убедить его, что Сабине нужна дополнительная защита, не раскрывая истинной причины.

Я тоже буду рядом. В качестве ее телохранителя. Тенью. Призраком. Буду охранять ее дверь, пока она спит. Ей это будет неприятно, но у нее не будет другого выбора, кроме как смириться с этим.

Засыпая и размышляя о древних опасностях, просачивающихся через волканскую границу, я вспоминаю случай, произошедший около года назад, когда отшельник с астаньонской стороны Чернолесья забрел на один из балов-маскарадов в Сорша-Холле. Он был в бреду и обезвожен, рассказывал о том,