доме, а Ролан успешно ограничил ее свободу, закодировал жену только на свои интересы. Да, ему пришлось поработать над ней… Он засмотрелся на дорогу за лобовым стеклом, невольно его унесло в давнишние времена, когда был другим человеком, да и Тамара была другой.

Как ни странно, она тоже перенеслась назад, вероятно, общие приятные моменты в жизни выступают хранителями отношений в кризис. Но время меняет взгляд на дела минувшие, и воспоминания не умиляют, ведь именно там были запрограммированы сегодняшние проблемы…

Отчетные концерты с ее участием он не пропускал

Даже если Тамара танцевала один-единственный сольный номер. И подносил ей охапки цветов, она буквально утопала в цветах! На цветочки бедняга пахал ночами, катая рефераты, контрольные и дипломы для богатых тупиц, желающих получить корочку с вышкой. Томочка смущалась, просила не тратить столько денег, тем более когда ее вклад весьма скромный. Ага, щас! Интересно, как бы Ролан выразил свои чувства, если при Тамаре уровень его интеллекта стремительно катился к асфальту? Выражают-то словами, а слова складывают в предложения, так вот предложения у него получались какие-то покалеченные.

Снопы цветов и должны были доказывать всякий раз: это малая толика того, что в его душе растет, с каждым новым днем набирая силу. После спектаклей Ролан провожал Тамару домой, млея от одной мысли, что идет рядом. Он даже иногда подавал руку, когда она выходила из троллейбуса (автомобиля тогда у него не было) или нужно было перепрыгнуть лужу. Разумеется, ей прыгнуть через лужу… ха! Что ей лужа, когда она перепрыгивала от одной кулисы до другой одним прыжком!

Ролан был до одури влюблен, а она… Ее настораживали страсти, Томочка терялась перед натиском взрослого, как ей тогда казалось, мужчины. Они часами гуляли, молчали и… чуть-чуть общались – не совсем же он заболел идиотизмом. На отвлеченные темы говорить было проще, а прикоснуться к Тамаре, пригласить ее к себе с перспективой «полежать» на кровати, совсем немножко, часок-другой – ни-ни, как можно!

Но однажды он очутился перед тяжким выбором: карьера или Тамара. А хотелось все сразу. Ролану предложили работу в компании, делающей первые, но уверенные шаги макробизнесе, и уже хорошо зарекомендовавшей себя за короткий срок. Один нюанс – предстояло уехать из Москвы, разумеется, чтобы вернуться на белом коне. Не рискуя напрямую сказать (точнее, избегая прямого отказа), Ролан сделал отчаянный шаг, написав мелом на асфальте напротив ее окон: «Тамара, я люблю тебя!!! Умру, если скажешь мне – нет!!!» Во как!

Кто не мечтал о чуде, кто в молодости не ждет его, как бонус от работодателя? Кто не загадывал: к такому-то числу хорошо бы выиграть в лотерею миллион, получить наследство? Но увы… А в его случае произошло чудо: Тамара откликнулась на эти затюканные, затертые до дыр, тривиальные слова, но для каждого в отдельности всегда новые.

И когда он услышал «я тоже, кажется (!)», следовало, выражаясь фигурально, хватать девушку в охапку и бегом бежать домой, кидать ее на диван и… Однако грубость – нет, не в отношении богини. Ролан охмурял ее умно, он обволакивал заботой и обхождением, угождал, безбожно льстил, она не успевала подумать, а он выступал в качестве волшебника. Так и она исполнила его желание, сама того не желая, когда Ролан, наконец, уложил ее в постель.

Разумеется, у Тамары это был первый сексуальный опыт, точнее, никакого опыта, она понятия не имела, как предохраняться, ну, может, только теоретически. Впопыхах не сообразила в аптеку зайти, а Ролан намеренно, с тайным умыслом, любил свою богиню, не предохраняясь. Через месяц она, как раз окончив хореографическую школу, с ужасом воскликнула:

– Ой! Я беременна!

В глазах – ужас, на щеках – нервный румянец, губки подрагивали. Ролан пошел брать приступом бабушку Тамары – а это не внучка, старая карга пронизывала его насквозь глубоко запавшими в глазницы глазами. Но теперь-то в его руках все карты, Ролан повинился, став на колени, однако не раскаялся, и благородно заявил:

– Готов жениться хоть завтра, если ваша внучка согласна, но есть одна проблема… большая проблема…

– Какая? – насторожилась бабушка, интеллигентка до последней косточки в своем стареньком и высохшем тельце.

– Я должен уехать, мне предлагают классную работу, от такой не отказываются даже столичные карьеристы, это задел на будущее. Мы уедем в красивый город, но… но там нет оперного театра. Клянусь, Тамара ни в чем не будет нуждаться, как и наш ребенок. Решать надо сейчас, до отъезда у нас месяц.

Это был приговор для Тамары, она опустила длинные ресницы, с которых капали слезы на ее острые коленки, и – ни звука. Бабушка не стала торопиться с решением, попросила дать немного времени, ведь вопрос непростой, им обеим необходимо все взвесить. А что взвешивать-то? Ребенок – гиря, которая перевесит все, если ему позволят появиться на свет божий. Ролан великодушно дал время (всего три дня) на размышление – ведь надо успеть расписаться, а для этого добыть справки о беременности, ведь Тамарочке еще не исполнилось восемнадцати, подать заявление, собраться…

Тамара сгорала от стыда, глаз не поднимала на бабушку и нашла наиболее подходящий вариант для себя – дезертировала в свою комнату. Сидела там тихо-тихо. Прислушивалась, мысленно возложив на бабушку ответственность за свою судьбу, вот как скажет – так и будет. Но ничегошеньки не слышала. Ролан ушел, не простившись. Тамара ждала, когда бабушка позовет, чтобы обсудить предложение, а та – ни звука, позвала внучку только на ужин и никак не выражала своего отношения. Полночи Тамара не спала, какой уж тут сон! Проведя всю жизнь фактически в инкубаторе, не зная, как реально устроен мир, и впервые столкнувшись с проблемой выбора, она просто впала в ступор.

Наступило завтра. А бабушка и утром ни слова, она не дулась, нет-нет, вела себя так, будто вчера Ролан не приходил к ней, но завтракали в основном молча. И только вечером, когда внучка вернулась из театра, куда ее приняли в кордебалет, изъявила желание поговорить. Волнения плохо сказались на здоровье, бабушка полулежала в кресле, накрытая пледом, а Тамара уселась в кресло напротив и на самый краешек. Уселась с прямой спиной, опустив голову и держа сомкнутые в замок пальцы на коленях, она готова была подчиниться, очень-очень хотела, чтобы решение приняла бабушка – любое.

– Что решила? – последовал сакраментальный вопрос от бабушки.

– Ничего, – ответила внучка, глядя в пол.

– Но все-таки?

– Я не знаю…

– А на главный вопрос ответила себе – ты любишь его?

– Не знаю…

– Значит, сомневаешься, – вздохнула бабушка. – И без Ролана не хочешь остаться, и балет бросить не можешь. Трудная задача у тебя, а тут