– А если ребенок родится… без Ролана?

– Тоже вариант. А давай заглянем в будущее, но с точки зрения взрослых людей, ты же у меня совсем девчонка, не знаешь, как устроена жизнь. Скажу честно, я не в восторге от твоего Ролана, он слишком шумный, слишком… непривычный… будто выдуманный автором бульварного романа.

На этом нужно было ставить точку! Это сейчас понимала Тамара, а тогда была напугана, растеряна. Бабушка увидела в Ролане его внутреннюю структуру, что не дано было юной и глупой девочке. Да, следовало остаться, родить – сколько матерей-одиночек растят детей и не умирают, а у нее жилье было, добрые соседи и друзья были. Наверное, ее выбор определили дальнейшие слова бабушки:

– Но я стара, больна, с правнуком вряд ли смогу помочь, придется нанять няню. Твоя зарплата и моя пенсия не позволят нам такой роскоши…

– Считаешь, я должна избавиться от…

– Об этом речи не идет! – повысила голос бабушка. – Ты сделаешь большую ошибку, сделав аборт, последствия могут оказаться необратимыми для тебя. Бог не всем дарит ребенка, сейчас для многих это проблема, стало быть, люди не заслуживают счастья растить свое продолжение. Я учила тебя сначала думать о последствиях, а если не сложится карьера в театре? Ты немножко знаешь, что из себя представляет ваше закулисье, на самом деле оно гораздо хуже твоего воображения, а у балерины и так короткий век. У тебя нет времени для разгона, у меня вообще его нет, ты останешься одна, ни к чему не приспособленная. Прости, я виновата, растила тебя, как орхидею, оградив от бытовых сквозняков…

– Мне уехать с Роланом? – Наконец Тамара вскинула глаза на бабушку, ей нужен был жесткий ответ, а не вокруг да около.

– Милая, тебе жить, тебе и решать, тебе. Я лишь порассуждала немного, а не настаивала, понимаешь меня? Но раз сомневаешься в Ролане, хорошо подумай, взвесь все плюсы и минусы, увидь себя в будущем и определись, где хочешь остаться. У нас есть еще завтрашний день, думай, ты решаешь, ты…

На следующий день Ролан (он пунктуальный до чертиков) позвонил в квартиру, дверь открыла Тамара с заплаканным лицом и скороговоркой выпалила:

– Мы не готовы тебе ответить, моя бабушка… она в больнице!

Инсульт оказался той сокрушительной силой, которая убила самого дорогого человека в течение трех дней. В пастельный мир Тамары добавились темные краски, случилось это впервые, потому ситуация не могла не отразиться на ней. Смерть, никого из родных, рассчитывать не на кого… так казалось ей тогда. Ролан тоже пугал своим натиском и негибкостью, Тамара уже не была уверена ни в чем, мечтала закрыться в коробочке, никого туда не пуская. Но будущий муж не дал ей уединиться, снова клялся, что компенсирует принесенную жертву (имел в виду балет) любовью и верностью, что зубами выгрызет положение и достаток. Тамара уехала с ним, потом родилась Анечка…

Часы показывали без пяти три…

Тамара торчала в квартире, сидела в кресле, поджав под себя ноги, как Вероника, и поглядывала на часы. Настенные часы в гостиной выделялись простотой, сделаны по типу командирских, зато стрелки, цифры, черточки, отмечающие секунды, видны отлично. Когда заняться нечем, только и делаешь, что следишь за стрелкой, движущейся по секундным черточкам. Или того хуже – копаешься в прошлом, как в собственной могиле.

Тогда она струсила, а судьба трусливых наказывает, считай, всю оставшуюся жизнь иногда за одну-единственную ошибку. Эту мысль высказала тоже бабушка, но очень-очень давно, не слова, а приговор. Касался он матери Тамары, когда та вместе с отчимом уезжала. А вспомнилась сейчас, потому что доказательство налицо – наказание всегда ненавязчиво сопровождало Тамару, она же постоянно ощущала нехватку чего-то важного, дорогого, необходимого. И что же это такое, чего ей недоставало? Ответ тоже нашла сегодня: счастья-то никогда и не было, а были подмена, фальшь, желаемое, но не действительное.

Еще час прошел, стрелки задержались на цифре четыре. Четыре утра… Тамара ходила из угла в угол, потому что сидеть и ждать – хуже, чем ходить и ждать. Пыталась звонить мужу, но телефон выключен или вне зоны.

Пять утра… Тамара немного поменяла маршрут: теперь и к окну подходила, ведь Ролан въедет во двор, она увидит – с ним ли Аня. Он любит дочь, только это и давало надежду, что ему удастся отыскать ее. Не могла же девочка пропасть бесследно! В голову лезли образы убитых девушек, о которых рассказывал Павел, Тамара усилием воли изгоняла их, глупо, но даже руками отмахивалась.

Наконец остановилась у окна и стояла, глядя на пустынный двор, тускло освещенный фонарями. Стояла долго. В доме напротив стали зажигаться огни… И вдруг во двор въехала машина! Несмотря на плохую видимость и горящие фары, из-за которых даже марки авто не видно, Тамара узнала свою машину…

Часть седьмая

Жертвенный пустырь

В ноябре сумерки наступают рано и быстро, тем более если небо закрыли сизые снежные тучи. А холод, подкрепляемый ветром да на пустом пространстве, – это убийственная жесть, как охарактеризовал положение один из оперативной группы. Практически все ежились, поднимали воротники, у кого были капюшоны – застегивали их «под завязку», а кто имел шарфы (настоящее сокровище в данных обстоятельствах) – натягивал их на нос.

Итак, на том же месте, только днем, а не ранним утром, обнаружен третий труп обнаженной молодой особы, к счастью, на тело набрел не Ласкин. Человек не увидел бы тело, слегка присыпанное снежком и сливавшееся со средой, а собака охотничьих кровей курцхаар, опустив нос к земле, бегала-бегала по пустырю и набрела на тело.

Два охотника в экипировке с утра пытались поохотиться по другую сторону «моста», но влажная местность плохо промерзла, живность попряталась от ветра или почуяла смертельных врагов, как говорится – ни воробья, ни вороны. Помесив грязь до полудня, охотники перекусили в автомобиле, заодно согрелись и решили перейти пустырь, чтобы день использовать по полной. Там, за складами, поля, а по ним лисицы бегают днем и ночью, ибо развелось рыжух видимо-невидимо, они и обнаглели. Наносят урон частникам и птицефабрике, воруя птицу, а то и вовсе передушат и деру дают, одним словом, подлая порода. В охотхозяйстве обещали неплохие деньги за каждую застреленную воровку, и никаких привад и манков не надо, лисы сами на дуло бегут. А повезет, так и зайца подстрелят, на полях еды полно осталось, голод-то не тетка. Но курцхаар всю малину перепортил, стал у бугорка и лаем призывал хозяина, на зов «ко мне!» отбегал немного, тут