Цирковые уснули. Гроза размывает следы разноцветных фургонов, попавшихся в хриплые сети, а небесный огонь холоднее небесной воды – не согреться лошадкам, бредущим по мокрой…

Обрывок забытой песни цирковых

Гроза рокотала в отдалении. Черное небо то и дело тяжело вздыхало. Подмигивало слепящими зарницами. Земля, насытившись влагой, пахла свежестью, а дороги превратились в кошмар. Возницам пришлось придерживать лошадей и молиться, чтобы колеса не застряли в грязи.

Такое уже случалось трижды, и все устали, выволакивая фургоны из ловушек, устроенных непогодой. Ирвис костерил судьбу, и Салатик на каждое его слово отвечал одобрительным лаем, впрочем не спеша спрыгивать в лужи.

Лавиани, ехавшая вместе с Мильвио на крыше фургона, не замечала оставшейся после грозы прохлады. Ей было легко и спокойно с тех пор, как она увидела, что Шрев со своим отрядом покидает город. Теперь он с каждым днем отдаляется от них. Что не могло не радовать.

Треттинец лежал на спине и перебирал струны старой лютни, одолженной Велиной.

Странно, но сойку это бренчание совсем не раздражало. Она слушала его краем уха, поглядывая на запад, где скрытое облаками солнце совсем скоро должно было уйти за горизонт.

Тракт, по которому они ехали с раннего утра, был совсем пуст. Ирвис планировал доехать до Талта, но дождь смешал их планы, стало понятно, что до темноты они не успеют и цирку снова придется ночевать в чистом поле.

Лавиани подложила под голову сумку, легла рядом с Мильвио, ощущая всем телом, как покачивается крыша фургона. Через несколько минут к ним присоединилась Шерон, села на самом краю, взявшись рукой за поручень лестницы, чтобы не упасть.

Ветер трепал ее волосы, она смотрела на дорогу и бесконечные вспышки далеких молний.

– Приятная мелодия, – сказала девушка. – Что это?

– Не знаю названия. – Пальцы Мильвио на мгновение перестали бегать по струнам. – Какая-то очень старая песня. Обрывок легенды.

– Останавливаемся! – крикнул Ирвис с ведущего фургона.

– Красивая мелодия. Ты здорово играешь, – отозвалась Шерон.

Он рассмеялся.

– Мои жалкие потуги недостойны твоей похвалы.

– По крайней мере, не похоже на мучение кота, которого тянут за хвост. Знавала я одного такого музыканта. Уши вяли, – поделилась Лавиани.

– Надеюсь, он остался жив, – усмехнулся Мильвио.

– Не поручусь, – охотно подхватила сойка. – С его игрой обязательно найдется человек, который сунет это бесталанное убожество головой в раскаленные угли.

– Но не ты.

– Не я. Я добрая и терпеливая женщина и не пихаю музыкантов в пламя, даже если мне не нравится их бренчание.

Шерон засмеялась, и Лавиани довольно усмехнулась, перекинув ноги через край, а затем спрыгнула вниз, не боясь высоты.

Цирк остановился прямо на дороге. В поле заезжать не рискнули – трава после грозы напиталась водой, и к утру выбираться из болота пришлось бы с помощью волов.

Люди раскладывали костры, используя запас веток, привезенных с собой, распрягали лошадей.

Шерон помогла Вьет и Мьи установить тент для животных, чтобы укрыть их от возможной непогоды. Лавиани, как всегда, в общем обустройстве не участвовала. Как-то Рехар попытался загрузить ее делом, но получил в ответ такой взгляд, что больше не предпринимал подобных попыток.

Мимо прошел Тэо, несущий в руках целую охапку каких-то трав, которые дала ему Лин, подмигнул Мьи. Та ответила ему тем же. Шерон, видевшая это, улыбнулась.

Она все чаще смотрела на поле. За ним была небольшая роща, над которой возвышалось нечто непонятное. Отсюда, в лучах засыпающего солнца, эта штука напоминала голову с длинными острыми ушами.

– Что это? – спросила девушка у Алина.

Силач развел руками:

– Не знаю, красавица.

– Я там бывала как-то, – откликнулась Велина. – Хочешь, сходим?

– А это стоит того? – засомневалась Вьет. – К чему тревожить древние камни?

– Нельзя опасаться прошлого, – укорила бард жену владельца цирка.

– Дело не в страхе, а в бесполезности прогулок через поле, когда ночь стучится в окно, – отвернулась женщина.

– Я так не считаю. Так что, Шерон из Нимада? Ты со мной? – Черноволосая певица закинула лютню за спину.

– Конечно.

– Я тоже прогуляюсь, если у вас нет возражений, – сказала Лавиани, слушавшая беседу.

Велина приветливо кивнула:

– Здесь недалеко.

Возле дороги из-за ручья и дождя поле действительно больше напоминало заливной луг. Ботинки хлюпали по воде, но затем началась сухая земля, и женщины пошли быстрее. Трава здесь выросла и была чуть ниже колена. Только-только начинали расцветать маки, сейчас благодаря начавшему розоветь небу казавшиеся особенно красными.

– Я слышала, как играл Мильвио. – Велина на ходу срывала цветы, собирая букет. – Мало кто может правильно воспроизводить мелодию «Прощание с Нейси», пускай это всего пара куплетов.

– Ты знаешь ее?

– Конечно. Любой уважающий себя бард знает. Вот только почти никто не поет. Очень сложно попасть в настроение. Личная гвардия осталась без своей госпожи, плененной Скованным. Они пошли вместе с Голибом Предавшим Род, чтобы отбить ее, еще не зная, что она уже мертва. Когда Лавьенда превратила кости гиганта в серебро, восемьсот человек в одиночку захватывали Лунный бастион и удерживали землю…

– Плацдарм, – поправила ее Лавиани.

– Пусть так. Удерживали плацдарм до прихода основных сил Тиона.

– Удержали?

– Нет. Все погибли, когда по ним ударили магией шауттов.

– Вот о чем я постоянно говорю, девочка, – поджав губы, произнесла Лавиани, обращаясь к Шерон. – Храбрые герои всегда отправляются в могилу в первую очередь. А потом от них остается только лишь песня.

– Я бы хотела, чтобы после меня осталась песня, – не согласилась с сойкой Велина. – Люди помнят других людей только благодаря балладам.

– Вы, барды, не от мира сего. Мне вот без разницы, будут ли помнить меня спустя сто лет или забудут. Костям не важно, что с ними станет. Когда человек мертв, то это навсегда.

– Человек жив, пока его вспоминают другие.

Лавиани скривилась:

– Прости, девочка, но это оправдание неудачников, боящихся той стороны. Я живу, дышу, люблю и ненавижу. А когда меня не станет, вся моя память, весь мой опыт, все боли и печали, радости и тревоги исчезнут. А те, кто будет и дальше вспоминать меня, не смогут поднять старушку Лавиани из могилы. Песни бесполезны для мертвецов.