— Отлично. — Николас улыбнулся, обрадованный тем, что Фрэнк почти не прикасался к своему элю, и тем, с каким увлечением рассуждал о бочках. — С нетерпением стану дожидаться твоих успехов. Буду навешать тебя каждую неделю.

— Вместе с княгиней?

— Нет! — жестко произнес Николас. — Я не собираюсь жениться на ней.

Фрэнк изменился в лице.

— Но ты обязан. Она заплатила мне хорошие деньги.

— Где же они?

Фрэнк передернул плечами и ответил:

— Я их пропил. И еще купил отличную глубокую бочку.

— Я не видел ее у тебя в номере.

Фрэнк округлил глаза.

— Это потому…

— Что? Да говори же, братец!

Фрэнк съежился на стуле.

— Потому что я купил ее для княгини. Наташа сказала, что было бы лучше, если бы это я купил бочку, куда надо посадить леди Поппи, а потом отвезти на телеге в порт и погрузить на пакетбот, который отплывет в Австралию, а выпустят ее тогда, когда судно уже отплывет. Я держу эту бочку в особом месте, где ее никто не найдет, в маленьком сарайчике на задах особняка лорда Хауэлла.

— Ты шутишь…

Фрэнк отрицательно помотал головой.

— И ты собирался похитить леди Поппи?

Фрэнк с шумом выдохнул воздух из легких.

— Нет. — Он имел совесть выглядеть пристыженным. — Я при случае собирался рассказать об этом тебе. Но княгиня ужасная женщина. Настоящая ведьма.

Николас понимал, что брат имеет в виду.

— Ладно, рассказывай остальное.

Фрэнк испустил стон.

— Княгиня сказала, что если я не сделаю, как она велит, то она больше не будет со мной спать.

— Она с тобой спит?

— Это было всего один раз… и не очень приятно. Мы с ней были в твоих апартаментах…

— В моих апартаментах?

— Ну да. Мы читали твою корреспонденцию. Обыскали письменный стол.

— Дьявол побери! — Николас встал. — Ты проник в мои апартаменты?

— Я сказал привратнику, что я твой брат, а она сказала, что она русская княгиня, а потом сунула руку ему между ног и тискала до тех пор, пока он не заорал от боли и не отпер дверь.

— Милостивый Боже, что вам там понадобилось?

— Она хотела узнать, есть ли у тебя новая любовница, искала ее следы. Плюс к тому Наташа перещупала все твои вещи и, самое главное, обшарила карманы пиджаков.

— И ты в этом участвовал?

Фрэнк снова передернул плечами.

— Она красивая. Потом она швырнула меня на пол, велела достать бочку и объяснила, что с этой бочкой нужно сделать. И мы с ней малость пошалили, и мне кажется, что я ее удовлетворил.

— Точно не помнишь?

— Нет. Дальше получилось, что я уснул, а когда проснулся, ее уже не было.

— Тебя она, значит, тоже опоила снотворным.

— Полагаю, да. А потом пришел этот старикан и увидел меня, и я рассказал ему почти все. Только не о бочке. Рассказал, что услышал от друга моего друга, будто кто-то заинтересован в разрыве твоей помолвки с леди Поппи, и о том, что княгиня говорила мне.

— Значит, какой-то старик вошел в мои апартаменты?

— Да. Уродливый такой. Длинное лицо, вылупленные глаза.

Шеф.

Чего и следовало ожидать.

— Он объяснил, почему и зачем явился?

— Как оказалось, он ехал следом за мной и княгиней и забеспокоился, когда она вышла из дома с багрово-красным лицом и вообще с каким-то безумным видом, а я не появился. Он сообщил, что знаком с тобой и что нам с ним тоже стоит познакомиться. Как-никак мы с тобой братья, и он взял меня с собой, купил мне горячей еды и дал немного денег.

Николас недоумевал, с чего это шеф проявил такую заботу о Фрэнке. Он не из тех, кто озабочен приобретением репутации доброго самаритянина, и вообще ему не пристало часто появляться на людях. Обычно он поручал тайную слежку за представляющими интерес для секретных служб личностями своим подчиненным.

Странно.

Даже отчасти приятно. Хотя Николас был вне себя от ярости по поводу того, что все это имело место в его собственном доме, а Он ничего об этом не ведал.

А еще более он негодовал по поводу того, что княгиня, намереваясь посадить Поппи в бочку и отправить в Австралию, воспользовалась услугами его брата.

Нет, он просто должен прекратить размышления об этом, иначе он отправится к княгине прямо сейчас, усадит в бочку ее и отправит на корабле к ней на родину.

Что полностью противоречило тому, чего ожидали от него секретные службы.

К большому огорчению Поппи, когда она вернулась в Лондон, слухи уже распространились и здесь. В одной из газет даже появилась статейка о сумасбродном предложении Сергея, сделанном на проезжей дороге, и о том, что Поппи до этого была помолвлена с герцогом Драммондом.

Поппи не выезжала. Вместо этот она продумывала грандиозный план.

Она решила выкрасть картину для собственной семьи.

И хранить в открытую, не пряча. Разве не то же самое сделала леди Дерби, заплатив за портрет и при этом являясь одним из видных агентов секретных служб?

И Поппи станет тоже действовать в открытую. Также дерзко, как и ее мать. А если ее схватят с поличным, она предъявит расписку из документов матери, подписанную Ревником, и пусть хоть кто-то посмеет усомниться в ее подлинности.

Игра рискованная, что и говорить. Однако Поппи была уверена, что секретные службы не станут оглашать факты. Ведь Николас говорил ей, что тайное агентство не более склонно обнаруживать свою роль в чем бы то ни было, нежели малыш признаваться в том, что украл конфетку у своей няньки из кармана передника.

И, собственно говоря, зачем секретным службам эта картина, во всяком случае, уже после того, как они осмотрят ее и наконец установят личность пресловутого «крота», то есть агента-предателя? Она позволит им сделать это, как только завладеет картиной, — и только в святилище своего родного дома.

Но ей понадобится помощь ее знакомых по Клубу Старых Дев.

Она пригласила Беатрис и Элинор в любимое место их встреч, магазин конфекции, где никто не мог бы предположить, что они говорят между собой о чем-то более существенном, чем эти самые ленточки.

Они соединились в крепком объятии.

— Мы так рады, что ты вернулась в город, — сказала Элинор.

— И очень сожалеем о Драммонде, — пробормотала Беатрис.

— Я не верю рассказу княгини, — заявила Элинор.

— Я тоже, — поддержала ее Беатрис, глаза у которой имели озабоченное выражение. — Она охотится за Драммондом и добивается его любой ценой.