— Кстати, милая пижамка. Тебе идут единороги, — он поправил перекрутившуюся лямку на её плече, задержав руку чуть дольше положенного.

Лиза мгновенно вспыхнула, то ли от прикосновенья его теплых пальцев, то ли от осознания, как именно она сейчас выглядела. Скажем так, растянутая белая майка с принтом тех самых единорогов и свободные бриджи малопонятного цвета — далеко не тот наряд, в котором девушка жаждет показаться перед парнем.

— Кажется, я немного ненавижу твоего брата, — призналась Лизка, вспомнив по чьей вине она так выглядела.

— Наверное, стоит уточнить, что он мне двоюродный, — усмехнулся Дима и поднял ладони в оборонительном жесте. — И вообще, я с лёгкостью могу отречься от него если надо.

— Ты не поверишь, что он учудил, — Лиза отодвинула от себя чашку с недопитым чаем и развернулась к парню всем корпусом. — Он буквально вломился к Кате в душ! И даже меня не постеснялся!

— Так вот к чему были эти гневные речи о замках без замков, — Дима понимающе усмехнулся. — Я-то думал, придется завтра у Мишки книгу жалоб требовать, — назвал он имя директора загородного клуба, прорисовкой сайта которого не так давно занимался. — А на Пашку не обращай внимания, у него на фоне любви немного крышу рвет.

— Трудно не обращать внимания, когда тебя выставляют из твоего же дома.

— Зато сейчас ты здесь. Рядом со мной, — Дима осторожно перехватил её руку и прижал к своей груди.

— Ага, — легко согласилась Лизка, стараясь не пялиться на свою кисть, что белым пятном выделялась на фоне его оливковой кожи. Но даже если держать лицо и не глазеть вниз, то от ощущений было никуда не деться. То, как плавно вздымается его грудь, или как размеренно стучит сердце — мурашки. Тысячи мурашек. Сотни тысяч мурашек. И одно безрассудное желание податься вперед и заставить его почувствовать тот же огонь, что чувствует она.

— О чем ты думаешь? — вкрадчиво спросил он, и Лизе показалось, что сердце под её ладонью забилось чуть быстрее. Или это её собственное колотилось с такой силой, что пульсация отдавалась и на кончиках пальцев?

— О чем я думаю? — Лиза посмотрела в его глаза. У него были удивительные глаза: карие, с тёмной каемкой по краю радужек и такими же тёмными крапинками вокруг зрачков. Правда сейчас, в приглушенном теплом свете софитов, она вряд ли б смогла с такой точностью определить их оттенок. Но ей это и не нужно было, она и так знала цвет его глаз. Так же хорошо, как и помнила звук его голоса, запах тела, или то, как колется щетина на его щеках, когда он забывает побриться.

Лиза знала его наизусть и не знала одновременно. Словно песню на иностранном языке, смысл которой тебе не до конца ясен. Ты лишь догадываешься, что она о любви. Но о какой именно любви? Взаимной и счастливой? Или, наоборот, несчастной? Впрочем, ей наверняка было известно одно: она никогда не забудет эту песню.

И его — никогда не забудет.

— Вначале апреля у меня случился выкидыш… — стоило ей озвучить это смелое признание, как улыбка на губах парня мгновенно сникла.

«Господи, ну какая же я дура! И с чего я решила, что он поймет? Мы в отношениях всего-то десть дней», — поморщившись от собственной глупости, Кузнецова попробовала встать, но Дима её удержал:

— Расскажи, — коротко попросил он, бережно сжимая её руки в своих ладонях.

Интересно, исчезнет ли эта бережливость, когда она вывалит на него всю правду о себе? Захочет ли он строить отношения с такой девушкой? Дочерью алкоголички, бывшей любовницей и охотницей за лучшей жизнью. Это вряд ли. Но и врать ему и умалчивать она тоже не могла. Она хотела, чтобы у них всё было по-настоящему. Чтобы он знал, почему она загрустила, когда он рассказывал ей те смешные семейные байки, или почему она всякий раз каменеет, стоит им зайти чуть дальше поцелуев.

Она желала, чтобы он понимал её, так же как она понимает его.

— Ну-у, это будет долго, — уклончиво ответила Кузнецова, давая ему последний шанс для побега.

— А разве я тебе не говорил, что буквально влюблен в твой голос? — Дима ободряюще улыбнулся и крепко переплел их пальцы.

И Лиза заговорила…

— В общем, если всё будет хорошо, дней через пять у Серёжи начнется кондиционирование, — подытожила свой рассказ о делах племянника Лина.

— А что говорят насчет трансплантации? Уже назначили дату? — я сдвинула солнечные очки на макушку и откинулась на спинку шезлонга, безучастно глядя на блестящую гладь воды.

— Ну, тут всё зависит от того, как отреагирует организм Серёжки на кондиционирование, — со вздохом призналась тетя. — Сама понимаешь, настолько ударные дозы химии… Но я верю в нашего мальчика. Он справится, — бодро добавила она, заставив меня улыбнуться.

— Он обязательно справится, — повторила я, чувствуя, как Лина нуждается в этих словах. — Всё будет хорошо, Лин. Я тоже верю.

В динамике послышался шумный вздох, а следом зазвучал преувеличенно-бойкий тон тети, которым она пользовалась в исключительных случаях. Или же когда просто решала отточить свои материнские навыки на мне.

Сегодня, к моему несчастью, был второй вариант:

— А ты видела, какая замечательная погода на улице? Непременно выйди прогуляться. Твоему организму нужен витамин Д. Кстати, о витаминах, надеюсь, ты там нормально питаешься?

— Ну, в этом замшелом подвале, где меня удерживают, не особо с кормежкой…

— Катя!

— Не поверите, дорогая тетушка, но я уже гуляю. Мы компанией отдыхаем у реки. И кормят тут вполне неплохо, — с ухмылкой отрапортовала я и потянулась, чувствуя, как от жарких лучей по телу растекается ленивая нега. Похоже, моему организму и впрямь не хватало витамина Д.

— Рада слышать. А что за компания, мальчики есть? — с интересом спросила Лина.

— Есть, — честно призналась я, а мой взгляд тотчас устремился к одному конкретному «мальчику».

Он стоял возле высокого металлического столпа, натягивая волейбольную сетку и, шутя, пререкался с Ником. До меня доносился его смех — счастливый и беззаботный, в точности такой же, каким он мне запомнился сегодняшним утром. И ночью. Самой волшебной ночью в моей жизни.

— А что, ты по-прежнему мечтаешь, чтобы я разбила кому-нибудь сердце? — чуть хрипло выдавила я, продолжая беззастенчиво разглядывать Пашу. Солнце играло, в его темных взъерошенных волосах, падало на широкие плечи, согревая вороновы крылья, искрилось на платиновом архангеле и витой цепочке. Я машинально провела пальцами по щеке, вспоминая прохладное прикосновение металла к коже. А перед глазами ярким виденьем вспыхнула картинка, как Паша, посмеиваясь, зажимал свой кулон в зубах, потому что тот то и дело мельтешил у меня перед лицом, когда он был сверху…

— Ау! Кать, ты там? — обеспокоенный голос Лины, заставил меня опомниться и покраснеть.

— А…ага. Прости, меня немного отвлекли, — сказала чистую правду. Краснов действительно отвлекал меня. Очень отвлекал. Я в последний раз взглянула на парня, ощущая, как от одного его вида меня пробирает до самых кончиков пальцев, и со вздохом запрокинула голову, принявшись с преувеличенным любопытством изучать простенькую конструкцию белоснежного пляжного зонта. — Напомни, пожалуйста, о чем ты там говорила?