— Дим, может, пойдем, поищем какое-нибудь кафе поблизости? — отчаявшись, предложила Лиза. Бродить среди ночи под дождем не хотелось, но и стоять под продуваемой холодными ветрами пятиэтажкой — так себе вариант.

— Нашёл! — парень триумфально вскинул руку с ключами и тут же приложил брелок к домофону. Раздался приветственный писк и Лизу мигом затащили в сухое нутро ухоженного подъезда. — Нам на четвертый, — крепко сжимая её ладонь, бросил через плечо Дима и весело добавил: — Кафе? Неужели ты так боишься заглянуть ко мне в гости, что готова и дальше скитаться под дождем?

— Скитаться? А как же романтика жизни и всё прочее? — ответила вопросом на вопрос Лиза. Её голос звучал насмешливо, непринужденно. Так, что парень никогда бы не догадался, как он был близок к истине.

Нет, Кузнецова вовсе не боялась. Но от одной мысли, что она сейчас переступит порог Диминого дома — сердце заполошно заходилось в груди. Ей казалось, что сделав это, она будто преодолеет ещё одну значимую черту в их отношениях. Как той ночью в бунгало на берегу реки…

Они тогда просидели на кухне до самого утра. А Лиза всё рассказывала и рассказывала, будто все эти годы невысказанные слова копились в ней, как тысячи тонн воды в тучах, чтобы обрушиться на землю в один миг.

Да, она говорила без умолку, а Дима слушал. И принимал. Вот такую неидеальную её, с ворохом грешков и неверных решений — принимал. И, возможно, именно благодаря этому Лиза, наконец, смогла тоже принять. Себя.

И отпустить.

Пусть не всё. Пусть лишь толику. Но и от этого дышалось в сотни раз легче, и спалось намного лучше.

— В воспалении легких нет ничего романтичного, — продолжая уводить её вверх по ступенькам, отозвался парень и слегка смущенно добавил: — Извини, не ожидал, что так ливанет…

— …и будет настолько холодно? — закончила с улыбкой Лиза. У неё в ушах по-прежнему звучали возмущения парня «твою мать, почему так холодно?!» и «почему так холодно-то, мать твою?!» — которые он выкрикивал, пока они на всех парах неслись под дождем в сторону нужного дома.

— Наверное, адреналин после игры сказался, — дурашливо протянул парень, пытаясь скрыть смущение за усмешкой.

Лиза на такое только покачала головой, решив оставить замечание, о том хоккей ни имеет к его взбалмошному нраву никакого отношения, при себе. Хотя, надо признать, именно на льду эта черта характера парня расцветала в полную силу. И сегодня Лиза убедилась в этом воочию, побывав на благотворительном матче между аматорскими хоккейными командами. За одну из них и играл Дима. И пусть Кузнецовой до хоккея было, как человечеству до колонизации Марса, — матч ей понравился. За исключением тех моментов, когда игроки, словно машины-убийцы, впечатывали друг друга в бортик.

— А как твои ребра? Ты уверен, что всё в порядке? — вспомнив, как какой-то громила приложил Диму, с беспокойством спросила Кузнецова. Может, вместо ночных прогулок по городу, после игры следовало посетить травмпункт?

— Это всего лишь пустяковый ушиб, — беспечно отмахнулся парень и вдруг остановился напротив двери с накладками из тёмного дерева. — Не беспокойся, Лисичка. Я живучий.

— Ага, — вяло согласилась Лизка. Взгляд девушки в панике заметался по аккуратной лестничной площадке и намертво прикипел к золотистой пятерке и единице, что зловеще поблескивали в полутьме. Волнение вновь накрыло её с головой, и она совсем по-детски спросила:

— И что, твои родители и сестра действительно сидят в такую непогоду на даче?

— Вот сейчас и проверим, — весело ответил парень и распахнул настежь створку: — Прошу, — с галантным поклоном предложил он.

— Вроде тихо, — пробубнила себе под нос Кузнецова и, задержав дыхание, словно перед прыжком в воду, отважно ступила в черный провал квартиры.

Щелкнул замок, а следом — выключатель. И комната наполнилась теплом и светом.

— Кошмар! — тут же воскликнула Лиза, в испуге отшатнувшись от огромного зеркала в позолоченной раме, которое кто-то предусмотрительный повесил аккурат напротив дверного проема.

Все мучавшие её до этого страхи вдруг скукожились и показались незначительными. Ничего страшнее собственного лица с безобразными потеками от туши и повисших сосульками мокрых волос сейчас для Кузнецовой не существовало.

— А ты еще в кафе хотела посидеть, — услужливо напомнил Дима, разуваясь.

— Да ну тебя! — сбросив сандалии, сердито отмахнулась Лизка, мельком отмечая длинный коридор с множеством дверей и непривычно высокими потолками. — Мог бы и сказать мне.

— Ну-ка, — парень ловко ухватил её за плечи и развернул лицом к себе. — Подумаешь, тушь размазалась. Ты для меня всё равно самая красивая, Лисичка.

— Когда твой Пашка врал мне, вот точно так же улыбался, — ни на йоту не поверив ему, воинственно заявила Кузнецова. Да как она может быть для него самой красивой с таким-то боевым раскрасом? Нет, ей срочно нужно смыть всё. Точно, ей нужна ванная комната!

Озвучить свои требованья Лизка не успела. Потому как её совершенно неожиданно поцеловали.

— Самая красивая, — прошептал Дима, вновь накрывая её губы своими. Настойчиво и сладко.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И Лиза поверила ему. Трудно было спорить с настолько красноречивыми аргументами.

***

Кузнецова ещё лет с тринадцати привыкла к внезапным звонкам среди ночи. С тех самых пор, как бабушка умерла, и мать, лишившись последнего рычага давления, пустилась во все тяжкие, они стали такой же обыденной частью её жизни, как ежедневная готовка, или мытье полов в подъезде, или череда незнакомых мужчин в их доме.

У них с Ниной, её старшей сестрой, на этой почве даже выработалось одно негласное правило, которое крайне редко допускало осечки: если тебе звонят в четыре часа утра — жди беды.

На сей раз, осечек тоже не произошло.

Электронные часы на прикроватной тумбе показали ровно 4:00. И Лизкин телефон, как по мановению волшебной палочки, вполголоса запел узнаваемый хит Бйонсе.

Лиза дернулась, сквозь дрему привычно зашарила рукой под подушкой, тщетно пытаясь нащупать мобильник…

— Ммм… ты чего? — сонно протянул из-за спины Дима, крепче кутая её в свои объятия.