– Ну все, вечеринка началась!

Мероприятие должно было состояться после праздничного обеда. Хеншоу пригласил всего лишь трех своих друзей, извинившись за малочисленность компании и сказав, что ему не хотелось бы делить с другими удовольствие от общения со мной.

Гольф-клуб находился в очень красивом месте. Вшестером мы сидели на открытой террасе вокруг круглого стола с тортом и свечками, и тени высоких деревьев изящно ложились на зеленую траву лужайки перед нами.

Отправив в рот кусочек сельдерея, судья хитро посмотрел на Роба и на меня:

– Уж не знаю, сколько облигаций вы продадите здесь, в Огасте… Я не так уж хорош в организации подобных дел. Однако я думаю, что жители города в курсе, что вы приехали.

Я начал говорить о том, как все вокруг красиво.

– О да, – ответил судья, – одного только не хватает – мятного джулепа[32].

Тут мы начали рассуждать о возможности введения «сухого закона», его преимуществах и недостатках.

– Врачи говорят, что «сухой закон» полезен для здоровья, – сказал Роб. – В медицинских журналах пишут, что он поможет снизить количество пациентов с язвой желудка. Будут пить меньше виски.

– Нельзя говорить о виски с точки зрения здоровья, – ответил судья. – Виски – это пища для души! – Он повернулся ко мне: – Чарли, тебе сегодня исполнилось двадцать девять лет, а ты все еще не женат?

– Нет, не женат, – засмеялся я, – а вы?

– Увы, нет, – с сожалением сказал он. – Слишком уж много у меня дел, касающихся разводов. Но, если честно, будь я моложе, то точно женился бы, а так быть холостяком довольно одиноко. Я вот верю в необходимость разводов, и из-за этого меня критикуют по всей Джорджии. Если люди не хотят жить вместе, я не буду заставлять их делать это.

Тут Роб посмотрел на часы и сказал, что если собрание начинается в половине девятого, то нам надо поторопиться.

Судья же все так же расслабленно щипал сельдерей:

– У нас еще есть время, не торопитесь, я не люблю торопиться.

По дороге к месту официального мероприятия мы проехали через небольшой парк, в котором стояло около двадцати или более статуй сенаторов, все они выглядели чрезвычайно помпезно, с одной рукой за спиной и с другой, со свитком, на боку. Я пошутил, что все они были бы прекрасными персонажами для сценки с пинком под задницу.

– О, это точно, – легко согласился судья, – все они выглядят пустыми напыщенными индюками.

Он пригласил нас к себе, в красивый старый дом в джорджианском стиле, где когда-то «бывал сам Джордж Вашингтон». Дом был полон антикварных вещей восемнадцатого века.

– Как здесь красиво, – сказал я.

– Да, но без жены здесь так же пусто, как в выброшенной шкатулке для драгоценностей. Не упусти свое время, Чарли.

В южных штатах мы побывали в нескольких военных учебных лагерях, где видели множество угрюмых и недовольных лиц. Завершающим этапом нашего тура было выступление в Нью-Йорке на Уолл-стрит, перед зданием казначейства, где Мэри, Дуглас и я продали облигаций займа на сумму более двух миллионов долларов.

Натужная бравурность военных оркестров, звучащая из глубин каньона под названием Мэдисон-авеню, настигала меня в моем номере на двенадцатом этаже, и я смотрел вниз, на колонны, марширующие в сторону порта для отправки в зоны боевых действий.

Но, несмотря на мрачную и тревожную атмосферу, случалось иногда и что-то вызывавшее улыбку. Семь духовых оркестров должны были маршем пройти через Болл-парк, приветствуя губернатора Нью-Йорка. Перед стадионом Уилсон Майзнер[33] лично останавливал каждый оркестр и инструктировал музыкантов на предмет исполнения национального гимна перед трибуной губернатора. И вот только после того, как губернатор и все гости на трибуне поднялись в четвертый раз под звуки гимна, он решил, что исполнять его больше не стоит.

* * *

Перед отъездом из Лос-Анджелеса для участия в кампании Третьего Займа Свободы я встретился с Мари Доро. Она приехала в Голливуд, куда ее пригласила компания «Парамаунт». Она была поклонницей Чаплина и сказала Констанс Колльер, что единственный человек, с которым она хотела бы встретиться, – Чарли Чаплин. Она даже и не предполагала, что я играл вместе с ней на сцене Театра герцога Йоркского в Лондоне.

И вот мы снова встретились. Это было подобно второму акту романтической пьесы. Констанс представила меня, а потом я сказал:

– А ведь мы уже встречались раньше. Вы разбили мне сердце, и я был безнадежно в вас влюблен.

Мари, такая же прекрасная, как и раньше, внимательно посмотрела на меня в лорнет и прошептала:

– Как это интересно!

Я напомнил ей, что был тем самым мальчишкой, который играл роль Билли в «Шерлоке Холмсе». Немного позже мы обедали в саду, был теплый летний вечер, и при свечах я рассказал ей о переживаниях влюбленного в нее юноши. Я вспомнил, как поджидал ее у гримерки, чтобы встретиться на лестнице и пожелать ей доброго вечера. Мы говорили о Лондоне и Париже, Мари любила Париж, и мы вспоминали парижские бистро, кафе, ресторан «Максим», Елисейские поля…

И вот Мари приехала в Нью-Йорк! Она узнала, что я остановился в «Ритце», и написала мне записку, приглашая поужинать у нее в апартаментах.

Вот эта записка:

«Дорогой Чарли, я живу в апартаментах “Елисейские поля” (на Мэдисон-авеню), и мы можем поужинать у меня или в “Максиме” (в Колони), а потом, если вы захотите, мы можем прогуляться по Центральному парку.»

Мы так никуда и не поехали, просто тихо поужинали вдвоем в апартаментах Мари.

* * *

Я вернулся в Лос-Анджелес и снова стал жить в Спортивном клубе, думая о следующем фильме. Работа над «Собачьей жизнью» потребовала немного больше времени, чем я планировал, да и затраты оказались выше ожидаемых. Но меня это не беспокоило, я знал, что все цифры сойдутся к моменту окончания моего контракта. Я волновался по другому поводу – мне никак не удавалось поймать идею для нового фильма. И тут я вдруг подумал: а почему бы не снять комедийный фильм на военную тему? Я рассказал об этом нескольким друзьям, но они только покачали головой. «В наше время шутить о войне весьма опасно», – сказал Демилль. Ну, опасно или нет, а идея увлекла меня всерьез.

Изначально я планировал снять пять частей фильма «На плечо!». Первая часть должна была рассказать о «жизни дома», вторая – о войне и заключительная – о «всеобщем ликовании» всех коронованных особ Европы, собравшихся, чтобы отпраздновать мой подвиг, то есть взятие в плен кайзера Германии. Ну, и в самом конце я просыпаюсь.