Можете оценить, насколько я любила Сухайла и уважала его как археолога: я не рванулась вперед, топча трухлявое дерево, чтоб поскорее увидеть, что там, внутри. Я подчинилась его просьбе.

Покончив с этим, мы собрали все, что осталось от двери, – то есть все ее металлические части, и, бережно завернув их в лоскуты ткани, наконец-то двинулись внутрь.

Шли вчетвером: Хайдар и аль-Джелида остались приглядывать за верблюдами. Первым пошел Сухайл, но я следовала за ним, держа его за руку, в шаге позади, только потому, что идти рядом было бы тесновато. Сухайл с Эндрю несли фонари, и в их отсветах можно было разглядеть резьбу, украшавшую стены коридора по всей длине – шагающие фигуры драконоглавых, крылатых драконианских богов и людей, приносящих им жертвы.

– Вздумаешь просить, чтоб я остановилась и зарисовала все это, прежде чем идти дальше, пинка получишь, – шепнула я Сухайлу.

Сухайл рассмеялся в ответ.

Отчего шепнула? По всей очевидности, вокруг не было ни души, и я не потревожила бы никого, как громко ни говори. Однако повысить голос я не смогла бы даже за все железо Эриги.

Вскоре Сухайл остановился, да так неожиданно, что я врезалась в него сзади.

На стены он больше не смотрел. Проследив за его взглядом, я увидела нечто, лежавшее впереди на полу.

– Уж не… уж не кости ли там? – спросил Эндрю, взглянув вперед из-за моего плеча.

Думаю, вас не удивит, что первым делом мне пришла на ум мысль о драконьих костях. Конечно, по имеющимся данным дракониане искусством сохранения драконьей кости не владели, да и владеть при своем уровне развития химии, скорее всего, не могли, и взять драконью кость им было негде (разве что там, где ее консервировала сама природа), однако в последний раз, когда я обнаружила в подземелье груду костей, они оказались драконьими.

Но нет, эти кости принадлежали человеку. Сухайл перехватил фонарь, закрылся им на манер щита, будто скелет мог вдруг подняться и броситься на нас, и мы медленно двинулись вперед. Вспоминая жуткие сказки о злых духах, обитающих в драконианских храмах, все инстинктивно жались поближе друг к другу.

Однако ж вблизи кости ничуть не пугали. Лежали они там же, где пал, привалившись к стене, их владелец, и, к немалому моему удивлению, оказались не совсем обнаженными. Влага не проникла так глубоко, и в прохладном сухом воздухе тело естественным образом мумифицировалось. Правда, сохранность его была далека от совершенства, истлевшие одежды превратились в клочья… однако черты иссохшего лица оставались вполне различимы.

– У него нож, – негромко заметил Эндрю.

Стараясь ничего не потревожить, мы окружили мертвое тело. Эндрю не ошибался: под рукой мертвеца, будто оброненный при падении, действительно лежал бронзовый нож, припорошенный пылью. Припав почти к самому полу и приглядевшись, Том сказал:

– И в ребрах что-то застряло. Возможно, наконечник копья.

– Сначала выломанная дверь, теперь покойник… Что же здесь произошло? – пробормотала я.

– Изабелла, – с легкой дрожью в голосе заговорил Сухайл, – вот это попрошу зарисовать. И – да, резьбу на стенах тоже… но позже.

Как видите, даже его научная дисциплинированность оказалась не безгранична. Мы снова двинулись вперед. Теперь, зная, что искать, мы сразу же заметили темные пятна на полу и резном камне стен – по-видимому, следы крови. Вскоре коридор закончился еще одной дверью – на сей раз абсолютно целой и только слегка приоткрытой.

Казалось, сердце мое вот-вот вырвется из груди. Сухайл обернулся и оглядел нас. Не знаю, что сделали Эндрю с Томом; сама же я решительно закивала. Сняв головной платок, Сухайл обернул тканью руку (с тем, чтоб уберечь тысячелетнее дерево от пота и кожного жира, как объяснил он позже) и осторожно отворил дверь – ровно настолько, чтоб мы сумели проскользнуть внутрь.

Зал за дверью оказался именно таким, каким вы могли его видеть на многих рисунках и фотографиях – прямоугольным помещением с четырьмя распростершими руки и крылья статуями по углам. Стены зала украшали резьба и фрески; краски, не видевшие света со времен упадка драконианской цивилизации, нимало не потускнели. Одних этих фресок было бы довольно, чтоб счесть нашу находку новым чудом света: сохранностью они далеко превосходили все обнаруженные до сих пор, и из них ученым удалось почерпнуть сотни фактов касательно религиозных воззрений древних дракониан.

Более в зале не уцелело почти ничего: по всем признакам он был разграблен и разорен задолго до нашего появления. Некогда в центре помещения стоял бронзовый треножник – ныне он лежал на боку, отброшенный в сторону, а чаша, скатившаяся с него, была сильно выщерблена и смята. У левой стены обнаружилась куча обломков дерева, а под ней – множество глиняных черепков, впоследствии оказавшихся осколками табличек с драконианскими письменами (со временем все они были восстановлены). Свисавшие с потолка цепи поддерживали примитивные светильники – неглубокие бронзовые чаши, наполнявшиеся, судя по пятнам копоти на камне, чем-то вроде масла.

Один из светильников был сорван с цепей. Под опустевшими цепями лежали еще два покойника, сохранившихся не хуже их товарища из коридора. Причина смерти первого была очевидна без тщательного осмотра: ему проломили голову сбоку, у виска. Что сталось со вторым, судить было трудно: лежал он под первым, а трогать тела никому не хотелось.

Глядя на этих двоих, Эндрю крепко выругался себе под нос.

– Выходит, мифы не врали! Дракониане не просто пришли в упадок – они были низвергнуты мятежниками!

Здравый смысл подсказывал, что нескольких мертвецов для мятежа маловато, но инстинктивно, в душе, я соглашалась с братом. Люди эти не умерли естественной смертью, они погибли в бою. Судя по всему, это произошло в глубокой древности, и песок засыпал, укрыл это место на целые тысячи лет, обеспечив сохранность их тел. Их оружие, насколько мы сумели разглядеть его, не трогая тел, представляло собой бронзовые клинки грубой ковки – наверняка не лучшие из тех, что умели производить дракониане, и уж точно не те, коими были бы вооружены защитники храма. Следовательно, эти трое – враги, мятежники, те самые, кто выломал дверь и спустился вниз, чтобы разграбить все ценное. Ни одна археологическая находка в мире не сохранила картин далекого прошлого, подобно этой, и картина, представшая перед нами, оказалась батальным полотном.

Широко раскрытые глаза Сухайла так и сверкали в свете фонарей, вбирая, впитывая все подробности. То же благоговение, тот же восторг, с каким я наблюдала драконов в полете, чувствовались во всей его позе – и в приоткрытых губах, и в полной неподвижности тела, словно стоит ему шевельнуться, и все вокруг рухнет, рассыплется в пыль, обратится в мираж. Однажды, на Рауаане, мы вместе нашли драконианское подземелье, но оно пострадало в той же степени, что и все остальные. Это же пребывало в состоянии практически первозданном, и я могла лишь догадываться, какое воздействие оказала на него сегодняшняя находка.

Между тем Рауаане вспомнился отнюдь не только мне.