– Вернемся завтра, – предложил Том. – Ждал этот храм тысячи лет, подождет и еще малость. Если здесь есть что искать, никуда оно за ночь не денется.

Эндрю с Сухайлом скривились, будто мальчишки, которым велят заканчивать игры и идти умываться к ужину. По-моему, мне удалось совладать с собой лучше – если не с сердцем, то хотя бы с лицом. Однако, отвлекшись от дела, я вдруг почувствовала, что зверски проголодалась, да и предложение Тома казалось вполне разумным.

– Да, – согласилась я. – Завтра – первым же делом сюда. Только бы ночью хоть ненадолго уснуть…

* * *

Наутро, вернувшись в храм, я не взялась за Великие Поиски Потайной Двери вместе со всеми. Вместо этого я прихватила с собой блокнот и все имевшиеся у нас фонари и уселась зарисовывать интерьер храма.

В наши дни подобными вещами занимаются фотографы. Знай мы, что наткнемся на бесценные драконианские руины, взяли бы с собой фотографический аппарат. Да, и фотографический аппарат, и человека, который умеет с ним обращаться, поскольку среди нас подобных специалистов не было. Но в те времена методы фотографирования, дела тогда еще совсем нового, имели один существенный недостаток: каждый кадр требовал невероятно долгой выдержки, что вряд ли подходило для съемки живых существ наподобие драконов, отнюдь не склонных сидеть на месте, позируя для портрета. Возможно, снимать их спящими или фиксировать при помощи фотографии особенности естественной среды их обитания и имело бы некий смысл, но для этого мне вполне хватало карандаша и бумаги, куда более устойчивых к жаре, песку и пыли. Таким образом, фотографический аппарат принес бы больше хлопот, чем пользы… по крайней мере, так мы рассуждали, готовясь к вылазке.

Вновь войдя в храмовый зал, Сухайл покачал головой.

– Будь у меня хотя бы малая толика сдержанности, волею Милосердного и Сострадательного отпущенная кролику, – сказал он, словно дивясь собственному безрассудству, – я закопал бы все это и немедля поехал в Куррат, за всем необходимым снаряжением, припасами и рабочей силой. Такая находка заслуживает лучшего обращения, которое мы обеспечить не в состоянии.

– Но мы же ничего не повредили, – возразила я в попытке его утешить.

В выражении лица мужа явственно читалось слово «пока».

– По крайней мере, ты должен позволить мне зарисовать все таким, как оно выглядит сейчас. Чтоб зафиксировать все, потребуются недели – и, кстати, хотя бы акварель, – но самое важное много времени не займет. А когда закончу, можем, как ты и предлагаешь, вернуться в Куррат. Если к тому времени больше ничего не найдем.

– Вы можете возвращаться, – пробормотал Эндрю, – а я не уйду, пока не отыщу сокровищ.

Мужчины взялись за систематический осмотр стены, а я приступила к рисованию. Начала с трех мертвых тел, затем зарисовала дверь в зал, но все это были лишь быстрые наброски. Наибольший интерес для меня представляли фрески, общим числом пять: пара по сторонам от входа, пара на боковых стенах и еще одна – огромная, во всю заднюю стену.

Последняя, самая большая, была посвящена приношению даров, изображенному в обыкновенной для драконианского искусства манере: люди много меньше существ с драконьими головами, головы и ноги тех и других изображены в профиль, в то время как тело развернуто анфас, что с точки зрения человека, привыкшего к современной технике передачи перспективы, выглядит весьма непривычно. Процессия приносящих дары тянулась горизонтальными рядами, каждый из коих был отделен от соседних декоративными полосами, заполненными письменами.

– Молитвы? – пробормотала я себе под нос, на скорую руку намечая эти полосы (копировать надписи я даже не пыталась: с них куда проще было снять оттиски). – Или, может, какие-нибудь воззвания?

Самый пространный текст – на сей раз расположенный вертикальными столбцами, каждый символ выкрашен красным – был вырезан на стене слева. Сколь странными казались яркие краски здесь, в этом зале, причем не только на фресках, но и на статуях! Внимательный осмотр прочих драконианских реликвий показал, что по крайней мере некоторые из других статуй тоже некогда были раскрашены, но мы привыкли видеть их одноцветными, каменными, и это сообщило сложившемуся в нашем сознании образу дракониан некий суровый аскетизм. Теперь, однако ж, у нас есть свидетельства тому, что цвет они любили не меньше, чем человек современной эпохи.

Обозначив письмена на этой фреске быстрыми небрежными штрихами, я сосредоточилась на изображении яйца, покоившегося снизу, у подножья каких-то красных колонн, на затейливо украшенном возвышении наподобие алтаря. С надписей, как и в предыдущем случае, гораздо легче было снять оттиски, а фрески по обе стороны от двери я решила оставить напоследок: слишком уж мешали Сухайл, Эндрю и Том.

Таким образом, очередь дошла до правой стены, с самого начала показавшейся мне наиболее интересной. На ней были изображены настоящие драконы, в драконианском искусстве встречающиеся нечасто – большая часть их скульптур, барельефов и настенных росписей посвящены людям или драконоглавым существам. Здесь же всю верхнюю часть стены занимали две крылатых рептилии и письмена между ними, и этих-то рептилий мне очень хотелось изучить подробнее.

Увидев их накануне, я сразу же подумала: не те ли это драконы, которых разводили дракониане, не представители ли той, по всей вероятности, вымершей разновидности? Но если это так, данная разновидность не слишком отличалась от пустынных драконов наших дней. Существа на стене выглядели почти такими же, как те, которых я целый год выслеживала в пустыне и кормила в Дар аль-Таннанине – естественно, не без поправок на художественные вольности: благодаря чешуе, покрытой сусальным золотом, они выглядели много ярче, блистательнее любого настоящего зверя, а странная перспектива драконианской живописи придавала им заметное сходство с цветами, сплюснутыми и засушенными меж книжных страниц.

Однако столь хорошо знакомые мне широкие, изящные затылочные гребни и веерообразные кончики хвостов не оставляли выбора. Я была вынуждена заключить, что передо мной и впрямь представители той же породы либо их очень близкие родственники. И если здесь разводили именно их, это означало две вещи: во-первых, дракониане выращивали не одну породу драконов (ибо я была твердо уверена, что наша находка на Рауаане не имела с пустынными драконами ничего общего), а во-вторых, сей древней цивилизации удалось то, чего не сумели достичь мы с Томом.

Мысль эта оказалась весьма обескураживающей, и, сколько я ни старалась убедить себя в том, что падать духом в момент такого грандиозного открытия просто глупо, легче не становилось. Дабы отвлечься, я со всем тщанием взялась за зарисовку правой стены… и тут заметила нечто странное.

Зал, несмотря на все наши фонари, был освещен отнюдь не идеально. Подняв фонарь, я двинулась к стене, чтобы взглянуть на нее поближе.

– Ай! – воскликнул Эндрю. – Фонарь мне нужен, иначе точку потеряю!

– Приставь к ней палец на время, – рассеянно посоветовала я. – Здесь у дракона лапы неправильные.

За спиной воцарилось недоверчивое молчание.