– Какие будут рекомендации относительно похода к Каспию? Может, усилить отряд, или, наоборот, совсем эту экспедицию отменить? – Я посмотрел на полковника, который только слушал то, о чём мы говорили, но в разговор не вмешивался.

– Решай сам, Мечник, – ответил он. – Люди твои, и ответственность за них лежит только на тебе. Моя рекомендация проста: отряд не усиливай, а сам с ним сходи, посмотри что и как, а если получится, захвати одну из этих собак и до Конфедерации дотяни.

Братья Ерёменко ушли, а я остался размышлять о походе группы Белой. Весь вечер сидел и решил, что всё же стоит усилить повольников гвардейцами и действительно самому с этим отрядом сходить. Как ни прикидывай, а всё равно именно нам и придётся это направление разрабатывать. Так лучше сейчас на этих собак посмотреть, чем на следующий год. Решено – сделано. Проходит двадцать дней, и я нахожусь в Ногайской степи.

Прерывая мои раздумья, ко мне подошли двое, Лида Белая, после того, как вставила передние зубы, ставшая писаной красавицей, и радист Кум.

– Мечник, что решил? – спросила девушка.

– Не приближаясь к автостраде, мимо Комсомольского идём на Меклету. К ночи будем на месте, закрепляемся на развалинах, если они там есть, и готовимся к встрече с собаками. Посмотрим на них вблизи, а там видно будет: или к Чограйскому водохранилищу пойдём на соединение с пластунами, или попробуем к лаборатории прорваться. Собирай людей, через двадцать минут выдвигаемся. – Повольница, кивнув, ушла, а я обратился к Куму: – Что со связью?

– С Пятигорском связи нет, слишком далеко и рельеф сложный, а с группой Игнача переговорить получилось.

– Что у него?

– Игнач километрах в ста тридцати от нас, прошёл Арзгир и встал на днёвку. Собирает сведения об обстановке впереди и завтра будет у Чограйского водохранилища.

Через полчаса мы покидали прогорающий костерок и старика, который провожал нас равнодушным взглядом и всё так же методично пережевывал свою крысятину.

Выстроившись в походный порядок, отряд шёл на север до самой темноты, и около десяти часов вечера, в сумерках, мы пересекли автомагистраль и добрались до развалин посёлка Меклета. Половина отряда занялась лошадьми и приготовлением ужина, а другая – оборудованием оборонительных позиций. На руинах местного то ли исполкома, то ли конторы, то ли еще какого-то административного здания за несколько часов из обломков кирпича, бетона, шифера, арматуры, брёвен и крепких досок было построено вполне неплохое укрепление. От артобстрела оно не защитит, конечно, но подобного здесь бояться не стоит, собаки хоть и мутанты, а штурмовать стены не могут, у них для этого нет рук.

Ночь прошла спокойно, наступил рассвет, а вокруг никого, собак не видать. Странно. Птицы не поют, тишина, и только лошади, которых завели в здание, беспокойно всхрапывают, так, как если бы где-то неподалеку волка чуяли. Однако анатолийская овчарка не волк, так что это не стопроцентный признак того, что собаки рядом. Ладно, подождём и посмотрим, что будет дальше.

Проходит час, другой, третий, и наступает полдень. Окрестный безжизненный пейзаж – выгоревшая степь с редкой и чахлой растительностью – неизменен: ни шороха, ни движений.

– Снайперы, – кричу я пятерым воинам, засевшим на стенах, – есть что-нибудь?!

– Нет, все чисто, – докладывает первый.

– Никого.

– Чисто.

– Голая степь и перекати-поле катается.

Пятый стрелок, сидящий с восточной стороны, Лука, медлит, всматривается в жаркое степное марево, и окликаю конкретно его:

– Лука, что у тебя?

Молодой белобрысый парень с чёрной банданой на голове, новобранец из повольников, отрывается от ПСО, сплёвывает на кирпичную стенку и отвечает:

– Бес его знает, вроде бы есть что-то, километрах в трёх, но там местность волнистая, и что это, точно определить не могу.

– У кого самый лучший конь? – обращаюсь я к воинам, которые отдыхают на своих огневых позициях.

– Самый добрый и резвый конь у меня. – Ко мне подходит Серго, смуглолицый мужчина лет сорока, так же как и Лука, прошлогодний новобранец.

– Отлично. Седлай своего кабардинца и сгоняй к востоку. Как что-то приметишь, сразу назад. Если будет погоня, прикроем снайперами, а вблизи всем отрядом поддержим.

Серго коротко кивает, седлает своего чистокровного жеребчика, купленного им за свои деньги у перекупщиков в Пятигорске, и через пяток минут резвой рысью мчится в том направлении, где снайпер разглядел движение. Я взбираюсь повыше, примащиваюсь на уступе и смотрю за его продвижением в хороший армейский бинокль.

Воин скачет, километрах в двух, немного не доезжая до узкой балочки, останавливает коня, замирает и пускает его шагом. Так он продвигается метров триста, вновь замирает и снова двигается вперёд.

– Лука, что видишь?

– Ничего, марево всё сбивает, то есть движение, то нет.

Опять приникаю к окулярам бинокля и сразу же вижу тех, кого мы ждём, десяток здоровенных псин, которые крадутся вдоль нескольких кустов в сторону приближающегося к ним Серго. Мля! Неужели он их не видит? Как так? Чёрт!!!

– Снайперы! К бою! Лука, выстрел вверх! Серго опасности не замечает!

Тах-х-х! – одиночный выстрел глухим эхом разносится по окрестностям. Всадник слышит его, останавливает коня, оглядывается и наконец замечает опасность. Серго резко поворачивает своего чистокровку, что-то кричит, нахлёстывает его бока нагайкой и галопом возвращается к нам. Наблюдаю за собаками, они широкими и длинными прыжками мчатся за воином, но вряд ли догонят.

Ахр-рр-р! – слышен далёкий собачий рык. И преследователи, как по команде, не доходя до наших позиций метров восемьсот, замирают на месте и, дружно развернувшись, уходят в своё укрытие. Вот и первое проявление разума – после провала засады не ломиться в ловушку, а вернуться на исходную позицию.

Всадник благополучно возвращается к развалинам, водит кабардинца по кругу, успокаивает его, а я спускаюсь и подхожу к нему.

– Командир, если бы не выстрел, – говорит Серго, – то и не заметил бы засаду.

– Понятно. Как они вблизи?

– Не знаю, очко так играло, что осматриваться времени не было. Нёсся так быстро, как только мог.

Направляюсь к Лиде Белой, которая сидит возле одного из четырёх наших РПК и протирает его промасленной тряпкой. Сажусь рядом и наблюдаю за тем, как почти любовно она занимается своим делом. Я ухмыляюсь, а она смотрит на меня и спрашивает:

– Что?

– Гляжу, как ты от оружия фанатеешь, Лида.

– Это да, а иначе никак, только оно бедную девушку в трудную минуту выручит и спасёт.

– Ты не пай-девочка, Лида, поэтому лирика ни к чему. Что делать будем?

– Ты командир, Мечник, твоё слово главное. – Она пожимает плечами.