– Я везу ему приказ признать Пьера Тартю своим сюзереном и заплатить налоги.

Так. Вот это новость! За такое Лось отвернет башку и не чихнет. Сандер и тот Рорику не приказывал, а это ничтожество Тартю! Но если так…

– Лось за такое убьет.

– Вряд ли, ведь меня убьете вы, так что у гварского графа ничего не получится.

– Рехнулся только ты или твои люди тоже?

– Нет, они в здравом рассудке. Отряд новой гвардии проводит меня до границы и станет лагерем, дальше я поеду один.

– Не обольщайся. Люди Лося тебя встретят. Про Гразу в Гваре знают, так что граница на замке.

– Значит, встретят. Прятаться не буду.

– Дай ему меч, – внезапно подал голос Яфе, – он враг и сын врага, но не гиена. Пусть умрет как мужчина.

– Попробую, – согласился Базиль, – если б со мной были мой братец, причем в надлежащем виде, и парочка дядюшек, у нас вышел бы прелестный бой, а так… Приложу все усилия, но очень удивлюсь, если маркиз Гаэтано не прикончит меня вторым выпадом. Я даже согреться не успею.

– Одевайся, – заорал Рафаэль, – и убирайся к Проклятому, чтобы духу твоего здесь не было!

– К Проклятому? – переспросил Базиль, наклоняясь за рубашкой. – А это мысль. Самая подходящая для меня компания.

2895 год от В.И. 1-й день месяца Волка МИРИЯ. КЕР-ЭРАСТИ

Если бы тридцать пять лет назад Энрике Кэрне сказали, что самым тяжким испытанием для него будет дотронуться до Эвфразии, он бы рассмеялся. Как часто нам кажется невозможным именно то, что сбывается. Герцог отточенным движением подал обернутую лиловым плащом руку закутанной в белое супруге. Траура по дочери Эвфразия не носила – не считала нужным, ведь, посвятив себя небу, нельзя скорбеть о земном. К тому же мать так и не простила Дариоло отказа от пострига и бегства, она вообще не умела прощать. Думать, впрочем, тоже.

Двери, ведущие в Тронный зал, распахнулись, церемониймейстер трижды ударил жезлом в пол, возвещая о появлении повелителя Мирии. Энрике, твердо ступая по черному мрамору и соразмеряя свой шаг с шажками Эвфразии, прошел к украшенному пылающим сердцем трону. Герцог представлял, что будет говорить Жорес Вилльо-старший, прибывший вчера вечером в качестве нового арцийского посла. Энрике знал, чего от него ждут и что должен сделать, как владыка не столь уж и большого государства и верный сын Церкви Единой и Единственной.

Брат бывшей арцийской королевы и дядя будущей был все еще хорош собой. Высокий, светловолосый, в элегантном темно-красном костюме, оживленном орденскими цепями, он казался воплощением благородства и значимости. Энрике наклонил голову в ответ на прозвучавшее приветствие.

– Я готов выслушать послание Пьера Тартю. Говорите.

– Мой герцог, – если Вилльо и был ошарашен, то виду не показал, – я говорю от имени Его Величества короля Арции Пьера Седьмого Лумэна.

– Нет, граф, вы не представляете и не можете представлять короля Арции по причинам, которые знаете не хуже меня. Престол Мунта не может занимать бастард или потомок бастардов. Престол Мунта не может занимать узурпатор. В настоящее время по праву крови и по завещанию Александра Тагэре королем является старший сын герцога Ларрэна Этьен.

Энрике спокойно смотрел на посла Тартю, ожидая ответа. «Рафаэль, где бы ты ни был. Когда-то я предал и оскорбил и тебя, и Даро, но я больше никогда не предам ни тебя, ни память девочки. Никогда».

– Монсигнор, – Жорес все еще пытался уладить дело миром, – я понимаю, что вы скорбите о вашей дочери и ее супруге. Поверьте, Его Величество скорбит о них не меньше. Так же как и о юном герцоге Ларрэне и его брате, скончавшихся от скоротечной горячки.

– Я не желаю слышать под этими сводами о скорби Пьера Тартю, в которую я не верю, равно как и в причины смерти Этьена Ларрэна.

Я принял вас лишь для того, чтобы вы передали тем, кто вас послал, что Мирия не признаёт и никогда не признает королем Арции узурпатора и убийцу. Вы можете забрать с собой тех подданных арцийской короны, которые сочтут нужным вернуться на родину в вашем обществе. Граф Койла, – герцог повернулся к бывшему арцийскому послу, – я настоятельно советую вам и вашему семейству остаться в Кер-Эрасти под моей защитой.

– Я благодарен вам, монсигнор. – Граф преклонил колено, и Энрике заметил, что губы у него трясутся. У него, у бывалого дипломата! – Мы не смели и надеяться…

Конечно, не смели, ведь то, что он совершает, – безумие, но иначе он не может.

– Я с радостью оказываю эту услугу нобилю, не предавшему своего сюзерена. – Герцог поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. По дороге к двери он готовился к неизбежному, и оно незамедлительно последовало.

– Вы поступили недопустимо, – огромные черные глаза Эвфразии яростно сверкнули, – Пьер Лумэн поддержан Церковью нашей Единой и Единственной, его права на престол неоспоримы.

– Как права мыши на сыр в буфете. – Энрике налил себе вина и выпил. Неужели это женщина, которую он когда-то так любил? Неужели это мать, потерявшая дочь и ничего не знающая о судьбе сына?

– Вы не смеете так говорить о решении конклава.

– В конклаве заседают люди, а не святые, и в душах у них не елей, а помои. Как у кардинала, взбунтовавшего Лиарэ. В любом случае князья Церкви пошли против ее столпов, признав королем узурпатора, потомка узурпаторов, да вдобавок еще и кошачье отродье. Это они совершили грех, не я.

– Вы будете наказаны за кощунство.

– Вы имеете в виду, что меня отравят? Может быть, и так.

– Монсигнор, – герцогиня выпрямилась во весь рост, – если вы не образумитесь, я буду вынуждена оставить вас и удалиться в обитель.

– Как вам будет угодно.

Если она и впрямь удалится, в его жизни мало что изменится, разве что не придется кривить душой. Вот если б она оставила его, когда была жива Рената…

Эвфразия, гордо вскинув голову, вышла, но ее сменил Антонио.

– Монсигнор, я не должен перечить своему сюзерену и отцу, но дальновидно ли вы поступаете…

– Нет.

– Я… Я приказал задержать сигнора Вилльо, он готов забыть ваши слова.

– Вот как? – Герцог нехорошо улыбнулся. – Я слишком долго ждал, когда мой наследник проявит самостоятельность, но, когда он это сделал, меня это не обрадовало. Отправляйтесь в свои покои, Антонио, и не выходите без моего приказа.

Сын вспыхнул до корней волос, но поклонился и вышел. Энрике налил себе еще, но пить раздумал. Вот так и сжигают корабли. Все еще сильная рука герцога дернула за шнур звонка, вбежал дежурный аюдант. Диего был племянником Ренаты, и это было хорошим предзнаменованием.

– Соберите в Тронном зале столько людей, сколько он может вместить. Я хочу говорить с мирийцами.

– Да, монсигнор. – По тому, как вспыхнули глаза молодого человека, герцог понял, что по крайней мере один союзник у него здесь есть.