искренне он говорил или нет, Шарур с радостью принял его пожелание. Вот уж удачи ему понадобится столько, сколько он сможет найти.

Глава 8

Крестьянин, копающийся в земле каменной мотыгой, оторвался от своего бесконечного труда, когда Шарур прошел мимо него на север по тропе.

— Смотри, куда идешь, — предупредил крестьянин. — Сразу за следующим каналом начинается земля Энимхурсага. — Он махнул рукой вдаль. — А жители Имхурсага очень не любят людей из Гибила, даже если этих людей совсем немного.

— Я знаю, — кивнул Шарур и пошел дальше.

Крестьянин со злостью вонзил мотыгу в землю.

— Горожанин, — презрительно пробормотал он не громко и не тихо, а так, чтобы Шарур услышал. — Горожане никогда никого не слушают.

«Может, ему было бы лучше, если бы Энгибил руководил всеми его делами? — подумал Шарур. — Вряд ли он способен оценить изменения, произошедшие в Гибиле за последние несколько поколений — металлообработка, письменность, возвышение правителей, которые до того были простыми смертными, — все это ничего не стоило для таких, как этот крестьянин, для тысяч таких, как он. Все, что происходит за пределами его деревни, вообще не имеет значения ни для него, ни для его соседей».

Шарур подошел к каналу. За ним на полях работали такие же крестьяне, как и здесь, только поля принадлежали Имхурсагу. На вид они ничем не отличались от гибильских, за исключением того, что люди в полях работали голыми, поскольку у них не было денег даже на то, чтобы купить себе хоть какую-то одежду.

Шарур подумал, снял тунику, шляпу и сандалии, и вошел в канал. Грязная вода была теплой, как кровь. Он не знал, придется ли ему плыть; он никогда раньше не приходил сюда. Вода доходила ему до плеч, но выше пока не поднималась. Значит, одежда не намокнет.

Он вышел на северный берег канала и постоял, обсыхая. Оделся. Теперь он был на земле Имхурсага, и вокруг собирался народ. Кто-то подошел с мотыгами, кто-то с палками-копалками, а кто-то просто с пустыми руками, но выражение лиц у всех было одинаковым. На них было написано желание немедленно забить Шарура до смерти. Такое впечатление, что лица крестьян вышли из-под одной печати.

— Ты из Гибила, — сказал один из них. — Ты нарушитель. Захватчик. Зачем ты пришел на землю Имхурсага? Отвечай немедленно, пока тебя не разорвали на части.

— Я не хочу нарушать покой Имхурсага, — ответил Шарур. Начинать приходилось со лжи, и это ему не очень нравилось. — Я бежал из Гибила, там сейчас хаос. Я хочу спастись от бога Гибила, он сошёл с ума.

Его слова озадачили крестьян, и они принялись перешептываться. Очевидно, что сейчас Энимхурсаг не смотрел их глазами; перед Шаруром стояли обычные люди, пытающиеся понять, что происходит.

Человек, грозившийся порвать Шарура на части, смотрел на пришельца так же, как смотрел торговец из каравана Имхурсага, вот его взгляд говорил о том, что бог с ним. Человек говорил медленно, то и дело прислушиваясь к богу.

— Что за вздор ты мелешь? Когда я смотрю на земли Гибила, там все по-прежнему. Эту землю у меня украли! Но там ничего особенного не происходит!

— На полях вокруг города все, как всегда, — согласился Шарур, и на этот раз он говорил правду. — На земле, которую ты видишь, люди Энгибила ведут себя так же, как всегда. Но в самом Гибиле все иначе. Бог сошел с ума, я же говорю.

— Все гибильцы — лжецы. Они впитывают ложь еще с молоком матери, — отвечал через крестьянина Энимхурсаг. — Ты и сейчас лжешь!

— Я не лгу тебе, бог Имхурсага, — солгал Шарур. — Выслушай меня, а потом будешь судить. Бог Энгибил держал в руках мою клятву, она была запечатлена в его сердце. Он не хотел выпускать ее.

Мужик расхохотался чужим голосом.

— А с какой стати он должен ее отпускать? Он же бог, недоделанный, правда, но все-таки бог. А ты — человек. Он тебе ничего не должен. Это ты ему всем обязан.

— Да будет так, как ты говоришь, бог Имхурсага, — поклонился Шарур. — Но выслушай меня. Ты убедишься, что я говорю правду. Бог Гибила держал при себе мою клятву, я уже сказал об этом. Но что он сделал потом? Он призвал меня в свой храм и вернул мне мою клятву, которую он держал в руке, которую хранил в своем сердце. Он вдруг взял и отпустил ее. Так как по-твоему, безумен бог или нет?»

— Все жители Гибила — лжецы, — проворчал Энимхурсаг. — Не верю я тебе. Ни один из богов не станет возвращать то, что взял.

— Загляни в мой разум, бог Имхурсага, — Шарур глубоко вздохнул, понимая, как он рискует. Он не ожидал, что Энимхурсаг окажется таким недоверчивым. — Загляни в мой разум, бог Имхурсага, — повторил он. — Убедись, что Энгибил больше не держит мою клятву. Сначала держал, а потом отпустил. Можешь сам убедиться, правду ли я говорю.

Из глаз крестьянина потекла сила Энимхурсага. Шарур не сопротивлялся. Если Энимхурсаг начнет всерьез копаться у него в сознании, он проиграет. Но он подсказал богу, что именно надо искать. И он проделал кое-какую работу в своем сознании, чтобы Энимхурсагу легче было найти нужные мысли. И, конечно, бог первым делом наткнулся именно на них.

— В самом деле! — воскликнул бог устами крестьянина. Остальные, стоявшие кружком вокруг, громко удивились: они в первый раз слышали, чтобы их бог согласился с человеком из Гибила. Шарур стоял неподвижно, стараясь не думать об Энимхурсаге, ворошившим его сознание.

Только не так-то это просто оказалось: не думать о чем-то конкретном, все равно что пытаться не дышать. Ненадолго его, наверное, хватит, а потом… А потом Энимхурсаг покинул его сознание. Исчезновение руки, шарившей в голове, было сродни ощущению, когда он выбрался из канала: только что был в воде, а потом сразу — на воздухе.

— М-да, — проговорил Энимхурсаг. — Вижу, ты сказал правду. Воистину ваш Энгибил рехнулся.

— Вот и мы так считаем, — сказал Шарур, больше не рискуя приглашать Энимхурсага проверить его слова. — Мы в Гибиле боимся...

— Правильно, людям надлежит бояться богов, — сказал Энимхурсаг. — Жители Гибила должны бояться Энгибила. Беда в том, что вы мало