Андрея Сахарова людьми обиженными, уязвленными в собственной гордыне, борющимися за свои — и только свои! — интересы. К сожалению, эта схема так въелась в сознание, что в любом оппоненте мы склонны видеть политического интригана или карьериста. Это тем печальней, что на волне политической активности нет недостатка и в таких людях.

Так уж сложилась наша история, что поколениями из человека вытравлялся инстинкт защиты ближнего. Вот почему обществу нужны развитые политические институты, оппонирующие друг другу партии, свободные профсоюзы, правовые гарантии и справедливое законодательство. Ничего этого у нас до сих пор не было. Что же удивляться!.. Пушкинский Евгений бросил в лицо памятнику царя краткое: „Ужо тебе!“, а потом бронзовый всадник всю ночь гонялся за ним по городу. Если верить Пушкину, безумец обрел-таки свое счастье и нашел снесенный наводнением домик своей Параши на одном из островков Невы. Но жизни ему хватило лишь до порога разрушенной хижины. Видимо, он не успел даже войти в дом, не успел понять, что любимая мертва, а дом пуст.

Человеку, да и обществу в целом важно остановиться перед пропастью. Хотя бы за шаг до нее.

Совсем недавно режиссер Марк Захаров с присущим ему юмором рассказывал мне примерно следующее:

— Прихожу в театр. На сцене плотники собирают декорацию к моему новому спектаклю. Смотрю и вижу, что не так они это делают. Не понимаю почему, но явно — не так. Попытался вмешаться, но мне объяснили: разберутся и без меня. Зашел в пошивочный цех, а там закройщик не так кроит. Тоже не понимаю, в чем ошибка, но пытаюсь вмешаться… Раздосадованный иду из театра мимо стройки. И опять вижу, что… И тут я сказал себе: СТОП! Ибо, когда начинаешь видеть только такое, надо принимать таблетку и ложиться спать.

И ведь все правда: мы и строим, и лечим, и учим — как в кривом зеркале. Но бессмысленно исправлять ситуацию по мелочам: потеряешь собственную квалификацию и постепенно сойдешь с ума. К каждому народному депутату ежедневно приходят несколько таких просителей. Другие идут в редакции газет, в приемные прокуратуры, судов, министров и партийных комитетов.

Летом 1990 года десятки людей, пораженных „синдромом Системы“, раскинули палаточный городок перед гостиницей „Россия“, да и в Ленинграде, после победы демократии на выборах в Ленсовет, кто-нибудь обязательно голодает под хвостом конного монумента Николаю Первому. Распознать „синдром Системы“ нетрудно: стоит лишь поговорить с человеком и узнать, чего он добивается: такие люди редко требуют справедливости для других — только для себя. Но и это еще не критерий. Важно понять, что движет человеком: реальная невозможность жить и трудиться или мания дважды войти в одну и ту же реку. Кстати, русские подвижники никогда ничего не просили для себя. Не просить для себя — это национальная традиция.

70-летний социальный эксперимент действительно оказался продолжением худших сторон российского самодержавия, русской бюрократической машины. Только коммунизм на нашей почве довел людскую жизнь до полного безумия: абсурдная реальность делает многих и многих подобными себе. То, что мы пришли к краху Системы, — проявление здорового инстинкта самосохранения народа. Ведь еще несколько десятилетий существования в подобном „зазеркалье“, и народ был бы просто обречен. И сегодня уже утрачены многие традиции и навыки социального бытия. Завтра же процесс стал бы необратимым.

В два, в три часа ночи в дверь гостиничного номера могут постучать. Хотя гостиница и охраняется милицией, печальные жертвы „синдрома Системы“ как-то одним им известными путями проникают в коридоры, прикнопливают послания к дверям, привязывают к ручкам, подсовывают в щель под дверью. В первый же день моего избрания председателем Ленсовета мне пришлось разговаривать с десятками просителей. Конечно, вовсе не все из них больны, но почти каждый находится на пути к болезни. И если этим людям вовремя не помочь, возьмешь грех и на свою душу.

В первые дни своей кремлевской службы я был удручен: чем заниматься? Надо готовиться к каждому заседанию, штудировать документы и искать слабые звенья в предлагаемых законопроектах. Но надо ж как-то помочь и пришедшим к тебе людям!

За недолгое время я собрал коллекцию автографов практически всех высших должностных лиц государства: отписки, отказы (обоснованные и необоснованные) на мои обращения решить судьбу конкретного человека. Но есть и радостные страницы: „Жилплощадь выделена…“, „по вашему обращению трудоустроен…“, „оказана помощь в…“.

Отдадим должное: наиболее результативными оказываются обращения в военное ведомство. И ответы его чиновников — наиболее грамотные и четкие. Министр обороны и его замы реагируют на депутатские письма в срок и часто действительно делают дело. И это следствие той же Системы: она способна работать лишь в пределах военизированной схемы. Сталин — творец Системы — это прекрасно понимал.

После доклада парламентской комиссии о событиях в Тбилиси ряд высших военных попытались доказать, что демократическая пресса и Собчак привили армии „тбилисский синдром“. Мол, потому-то армия и бездействовала, равнодушно взирая на погромы в Фергане и Баку. Это, конечно, ложь, и ложь очевидная. Хотя бы потому, что до тбилисского митинга перед Домом правительства был Сумгаит, где военные могли вмешаться и остановить межнациональную трагедию, но не сделали этого. И по тому же сценарию в Баку войска не вышли из казарм, когда в городе происходили погромы, но, когда резня закончилась, бросились на приступ, не щадя мирных граждан. Так что „тбилисский синдром“ — это лишь разновидность „синдрома Системы“: не только сломленные жертвы тоталитаризма, но и сама Система существуют в изнаночной реальности прошлого. Отсюда и безумие ее, и жестокость.

И, прежде чем закончить эту тему, еще один эпизод.

Иду из здания Президиума Верховного Совета в Кремль. Почти пустой подземный переход, и вдруг за спиной истошный, истерический крик: „Анатолий Александрович!..“ Женщина кричит на пределе чувств. Останавливаюсь. У нее совершенно безумные глаза: „Вы меня помните?.. Вы месяц назад написали по моему делу: моего сына незаконно осудили на десять лет, и он уже четыре года в тюрьме. Смотрите, смотрите — вот постановление Верховного суда. Он освобожден!..“ Кажется, она готова рухнуть на колени, и я невольно поддерживаю ее за локоть, И только в этот миг понимаю, что ее глаза безумны от радости. Она приехала в Москву и ждала меня только для одного: поделиться своим счастьем, обретением сына, а значит, и обретением жизни.

Мать всегда просит не за себя. И пока держится за краешек надежды, пока сын жив