брюках и бежевой водолазке под горло с золотой цепочкой поверх трикотажной ткани. Цокала по квартире в туфлях, тапочки к таким брюкам смотрелись бы нелепо.

Естественно, кроме шоколадки из Киева Егор вывалил конфеты, коньяк и ещё кое-какие знаки внимания. Целомудренно едва прикоснулся кубами к её щеке и устроился на привычном месте за столом.

Она достала рюмки, вытащила из холодильника порезанные балычок, импортную ветчину, маслины, лимон. Потом, после секундной паузы, баночку чёрной икры, к ней — батон и сливочное масло.

— Егор! У меня для тебя есть один сюрприз. Он достоин, чтоб отметить. Но чуть позже. Я вижу, тебя что-то гложет. Выкладывай.

— Даже не знаю, что сказать. За эту поездку много чего произошло. Кое-какие узлы развязались. Один странный человек пытался выбросить меня из окна третьего этажа. А дом старый, примерно как четвёртый этаж этого дома.

— Страсти какие! А ты?

— Погиб бы как истинный комсомолец, растекаясь мозгами по площади имени вождя мирового пролетариата. Но мне удалось объяснить нападавшему, что тот не прав. Осознаёт ошибку в реанимации. Не исключено, что выживет.

— Тебя не арестовали?

— Нашу маленькую размолвку велено считать недоразумением и несчастным случаем. Несчастным для него. Пока ехали в Минск, одолевали всякие мысли… Хорошо, я выкрутился в этот раз, спина сухая. Ну а не получилось бы? Кто бы пожалел, что меня прикончили? Или носил передачи в СИЗО. Знаешь, даже в компании музыкантов из «Песняров», а раньше — ментов, ещё раньше — студентов, я ведь был очень одинок. И вдруг подумалось, а ведь ты, наверно, и правда взгрустнула бы. Не потому, что моё исчезновение с горизонта угрожало бы твоему благополучию. Механизм налажен, крыша не протекает, за бабками приходил бы какой-то товарищ капитан или товарищ майор. А не я. Прости, не всё могу объяснить. Вот шёл к тебе и думал, ты — девушка свободная. Вдруг здесь с тобой живёт мужчина, он тебе нравится…

— Варианты есть. Всё же я на виду, подкатывают. Но, если это имеет значение, глубже угощения в ресторане у меня личная жизнь не зашла, ни с кем не встречаюсь. Продолжай!

— Я же сказал: не знаю как объяснить! Закипело желание тебя увидеть, услышать, не считать деньги и вообще не касаться никаких дел…

— Ой, как романтично! Но без дел и без денег не получится, я сейчас.

Каблучки простучали в комнату и обратно. На тарелку, ещё не принявшую на себя ветчину и икорку, опустилась открытка. Дешёвая, всего копейки за три. Дорого стоило её содержание. Торг выделил Элеоноре ВАЗ-2105.

— Через несколько месяцев переоформлю её на тебя. Заслужил!

Прямо из положения сидя он обхватил девушку и выпрямился, поднимая в воздух. Нос утонул в трикотаже гольфа, несущего тонкий лёгкий запах дорогих духов.

— Опусти! Уронишь!

Он отпустил, но очень медленно. Элеонора соскользнула вниз вплотную к его телу.

— Спасибо! А я к тебе заявился с какой-то шоколадкой…

— Главное — заявился. Эй! Мужчина! Ты меня и раньше обнимал, но друзей так не тискают, — через миг добавила: — А вот убирать руки никто не позволял.

Она первая поймала его губы своими. Прижалась бёдрами. Охватила пальцами затылок. Подставила шею под поцелуи. Потом прошептала:

— Если не будешь настойчив, порву открытку в клочки.

Он сделал всё, от него зависящее, чтоб открытка оставалась в целостности.

Путь от кухни с нетронутыми деликатесами до дивана был отмечен валяющимися частями верхней мужской и женской одежды, палас у самого ложа — бельём.

Соитие получилось бурным, энергичным и чересчур быстрым. Элеонора даже не пробовала изображать, что испытала полёт в волшебную страну.

— Познакомились? Для первого раза нормально. Но если повторить, а ты захочешь повторить, я уверена, делаем всё по-моему. Ты идёшь в душ прямо перед эпизодом, не рекомендуемым детям до шестнадцати, я стелю постель. Не торопишься, будь терпелив. И всё получится. А сейчас пошли обмывать открытку. Чур, первая в ванную.

Она подхватила бельё и туфли. Через минуту зашумела вода. Ненадолго. Ещё минут через семь-восемь ванная освободилась. Элеонора вышла в халате, поправляя рассыпающиеся по плечам волосы. Смотреть на неё было очень приятно. И, откровенно говоря, не только смотреть.

Потом ужинали, ворковали.

Интим оборвал телефонный звонок.

— Да, Валера. Нет, занята. И в последующие вечера буду занята, прости. Вы слишком надолго уезжаете на гастроли.

Егор только что выиграл у неотразимого для женщин Валерия Дайнеко. Победа была немного неожиданной и грозила обязательствами.

— Я не могу обещать занять все твои вечера. Тренировки. Я, к тому же, студент. Диплом, госы.

— Ой, какие мы занятые! А не забыл, что я тоже студентка? Хочешь, будем вместе корпеть над учебниками?

— Я уже представил, какую науку буду постигать рядом с тобой.

— Правда? Дорогой, а не пора ли тебе в душ? Сейчас выдам полотенце.

Последующая вольная борьба на простынях вылилась в долгое и захватывающее приключение. Элеонора умела не только приносить неземное удовольствие мужчине, но и аккуратно направлять, чтобы он действовал правильно. Не скрывала, что ей требуется длительная и деликатная подготовка, зато результат достоин усилий.

А ещё она умудрялась поддерживать ироническую атмосферу, отпускала шуточки, порой неприличные. В самый неожиданный момент могла ущипнуть, пощекотать или даже укусить. Будучи нежной, в то же время показывала — это просто игра, приятная обоим. О каких-то признаниях и клятвах даже речи не могло быть.

Так они несколько раз путешествовали по треугольнику диван-ванная-кухня, ничуть не возражая против продолжения путешествия. Приняв половину бутылки коньяка, Элеонора слегка захмелела. Её пробило на откровения.

— А знаешь, сколько у меня мужиков было до тебя? Много. А после того авиашоу в детском доме? Угадай!

— Пять? Шесть? Знаешь, всё, что было раньше, не имеет значения.

— Ты портишь торжественность момента! — она нависла над Егором, угрожающе наставив на него роскошные груди. — Не надо говорить про «не имеет значения». Потому что после — ни одного! Даже Бекетов не успел. Три месяца без мужика!

— Такое роскошное тело не должно простаивать.

— Тут ты прав, — она сделала ему «бип» пальцем по носу. — Но мало кто знает, что внутри роскошного тела иногда водятся сердце и душа. И когда утолён шлюшный порыв молодости, становится очень важно: с кем и как. Бекетов был бы ошибкой, и ты — моя зая, потому что не дал её допустить.

— Стоп! Считаешь, что я замешан в его исчезновении?

— На триста процентов