– У меня есть важное сообщение, – вспомнил Сальников. – Сегодня утром мне звонила женщина. Она сказала, что представляет интересы нашего общего знакомого. Спросила, готов ли сделать то, о чем меня просил наш общий знакомый. Я ответил утвердительно. Она помолчала и сказала, что наш друг вернется в Москву дня через три-четыре и даст о себе знать.

– Да-да, знаю, – устало кивнул Беляев. – Звонок сделан из телефона-автомата. Мне уже приносили распечатку этого разговора. Голос незнакомый. Гребнев просто тянет время. Выгадывает лишний день.

– Я думал, что информация вас заинтересует.

Беляев отрицательно покачал головой.

– Должен быть с вами откровенен. О дальнейших действиях Гребнева можно только догадываться. Надежды на спасение Максима почти не осталось. И нет разницы, вы полните вы требование преступников или нет. Мы делаем все, что можем, но… Мужайтесь.

Сальников на минуту закрыл глаза. Глубоко вздохнул, сдерживая слезы.

– Вы сказали «почти».

– Теперь я очень осторожен в своих прогнозах и обещаниях. У нас есть специальный агент, который, возможно, вышел на след Гребнева. Точными данными мы не располагаем. Известно лишь то, что наш человек находится где-то на юге Астраханской области. Связи с ним нет, поэтому мы не можем оказать ему никакой активной поддержки. Его ищут, но пока безуспешно. И, честно сказать, мы даже не знаем, жив наш человек или… Если бы он был жив, то нашел бы возможность с нами связаться. Вот и вся информация.

Беляев и Сальников вышли на воздух. Подполковник повернул к выходу из парка, но священник неожиданно остановился.

– Вы идите, – сказал он. – А мне надо побыть одному.

Беляеву показалось, что Сальников готов снова заплакать. Тряхнув руку священника, подполковник ушел, не оглядываясь назад. Где-то-то вдалеке грохотали раскаты грома, на город надвигалась большая гроза.

Калмыкия. 7 сентября.

Часа полтора Колчин без остановки гнал машину по степной дороге, доехав до едва приметной развилки, тормознул. Вправо, в чистую степь, уходила ухабистая грунтовка. Колчин разложил на баранке мятую карту, сорванную со стены в кабинете капитана Урузбекова, поводил пальцем по бумаге, пытаясь вычислить свое место положение. Решкин, как всегда, сидел сзади. Уперевшись локтями в колени, разглядывал резиновый коврик у себя под ногами, изо всех сил боролся с позывами тошноты.

Кажется, все тело свело судорога, а в брюхо влили бутылку уксуса, горько-кислый комок застрял в горле, как пробка в бутылке. Ни туда, ни сюда. Колчин сказал, что все милиционеры остались живы, никто серьезно не пострадал. Но можно ли верить человеку без тормозов? Во время побега из поселкового отделения милиции Решкин не видел ментов, ни живых, ни мертвых. Если Колчин говорит правду, за ними уже выслали погоню, которая дышит в затылок. Если менты готовы, а эта версия казалась наиболее убедительной, погоню организуют в самом скором времени. В степи негде спрятаться, это не лес, ни горы. Солнце еще высоко, в такую ясную погоду человеческая фигура, тем более автомобиль, хорошо виден издали. Это только с первого взгляда степь кажется голой и пустой. Как ни странно, вокруг есть люди.

Когда они мчались сюда, навстречу пропылил трактор, промчался старый «жигуленок», два мужика в белых войлочных шапках гнали вдоль дороги стадо баранов, голов сорок. Остановившись, они проводили машину взглядами и начали о чем-то переговариваться. Эти люди наверняка наткнутся на ментов, скажут, где именно и в какое время видели светлую «Волгу». Все выложат, что знают, потому что нет резона врать. Ясно, от преследования не уйти. Но остается призрачный шанс спасти жизнь: прекратить бессмысленную гонку, вылезти из машины и поднять руки. И постараться еще раз все объяснить ментам. Но кто согласиться сдаться? Вступать в переговоры с Колчиным, занятие бесполезное. Решкин вышел из столбняка, услышав, что Колчин и Мамаев, склонились над картой и чем-то переговариваются.

– Если рвануть по асфальту, будем в поселке Восток скоро, – говорил Мамаев. – Въезжаем прямо на центральную усадьбу. А там до Машкиного дома рукой подать. Телефонная линия повреждена. И не известно, когда ее починят. Ты сам об этом говорил. Значит, менты в Востоке о нас ничего не знают. Мы все успеем сделать. А вот грунтовая дорога. Она забирает вправо.

– Это не факт, линию могли починить, – ответил Колчин. – А прямой путь не всегда самый короткий. Мы заедем в поселок с тыла.

– Слушай, я фартовый мужик, – продолжал убеждать Мамаев. – Если что задумал, то выгорит. Поехали напрямик.

Вместо ответа Колчин захлопнул дверцу и, повернув направо, погнал машину по грунтовке. Решкин выпрямился и уныло уставился на дорогу. Вокруг выжженная солнцем земля сменяется островками разросшейся полыни. Время от времени попадаются чахлые приземистые деревца с восковыми листьями, голый кустарник, усыпанный колючками. Машину так трясло, что Решкин опустил стекло и прижал ладонь ко рту, он боялся затопить горячей блевотиной весь салон. Эти тигровые чехлы, коврики и даже рулевую колонку, а заодно уж и Колчина. Но мало-помалу, дорога сделалась ровнее. Через четверть часа тошнота немного отпустила, Решкин даже попил воды из фляжки и, почувствовав что-то похожее на аппетит, вспомнил, что жрать нечего.

– Куда мы едем? – спросил он. – Я должен хотя бы знать, как называется то место, куда меня везут подыхать.

– Поселок Восток, – ответил Колчин. – Теперь ты захочешь узнать, что мы там забыли. Ты слышал рассказ Мамаева? Ну, тогда на хуторе. Еще вертолет прилетам и в нем были люди. Ты лежал у костра и, кажется, не спал.

– Мне было совсем хреново, слух не пропал.

– Пока есть время, я дополню рассказ, чтобы все стало понятно. Мамаев действительно спешно смотал удочки из родного Ярославля, потому что изувечил и обворовал женщину. И дожидаться ареста не хотел. Он пытался начать честную жизнь, даже устраивался в какие-то бригады шабашников, откуда его гнали после первой же пьянки. Однажды он встретил в поезде случайного попутчика, это был некто Григорий Седых. К тому времени Седых отбыл четвертый срок на зоне строго режима. Сидел, как всегда, за квартирные кражи. Не собирался завязывать, значит, нужен помощник. К тому моменту Мамаев был готов на все ради денег.

– Это правда? – спросил Решкин.

– Да пошел ты, – отозвался Мамаев. – Кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы? Прокурор, мать твою?

Колчин повертел ручку радиоприемника, нашел местную радиостанцию. Видимо ждал, что в эфир дадут оперативную милицейскую сводку, приметы преступников, напавших на поселковых милиционеров. Но по радио крутили калмыцкую народную музыку, тягучую и унылую, как эта голая степь.

– Парочка стала гастролировать по южным городам, – продолжил Колчин. – Время от времени, когда менты подбирались слишком близко, Мамаев и Седых ложились на дно. В поселке Восток у Седых живет давняя зазноба. Они приезжали в глубинку и отсиживались тут, сколько надо, пропивали ворованные деньги и набирались сил. Однажды в Ростове они накололи хорошую хату, вошли в квартиру. Упаковали барахло, но хозяева, муж с женой, вернулись не вовремя. Седых схватился за перо, а Мамаев помог ему добить хозяев, а затем вместе избавились от тел. Подробности расчленения трупов я опускаю.