Жохова погладила рыбину, затем бережно отпустила ее в воду. Достала другую, отпустила. И петь не переставала, только чуть голос прижимала. Так она всех и выпустила.

Тег «Милосердие».

Тег «Удивление».

А что тут еще скажешь?

– А где рыба? – спросила Снежана.

В Снежане который уже день бушевал кулинар. Утро встретило нас гренками с чесноком и ячменным кофе из пачки тысяча девятьсот семьдесят девятого года, его, конечно же, принес Капанидзе. Я не любитель чеснока и кофезаменителей, но Снежана приготовила вкусно, даже Иустинья гренки съела. Если смотреть правде в глаза, это было странно. Никогда не мог предположить, что такой человек, как Снежана, умеет готовить что-то, кроме мюслей с молоком.

К обеду Снежана обещала уху по-царски, и Листвянко наточил ей нож и пообещал зарезать всю рыбу и даже ее почистить, ну, в крайнем случае, заставить это сделать какого-нибудь добровольца, но, как выяснилось, рыба исчезла.

Листвянко с серьезным видом отправился убивать карасей, а вернувшись, сказал, что караси испарились. Ведра есть, вода есть, рыбы нет. Снежана расстроилась, а все остальные стали выяснять, что стряслось. Герасимов предполагал, что карасей слопали кошки, в крайнем случае, выдра, вылезла ночью из ручья – и готово. Листвянко выступал за то, что это енот, Пятахин же озвучил более очевидный вариант – карасей сожрал не енот, а оголодавшая Иустинья – он видел у нее на рукавах чешуйки.

Иустинья плюнула в горсть и растерла о стену, видимо, этим она проявила к Пятахину крайнюю степень презрения.

– Тогда кто? – спросил Пятахин. – Я очень хотел с утра отведать рыбки, а тут жестокий аут.

Отдельная часть стаи выступила за мистическую трактовку событий, носительница туберкулезных молекул Рокотова сказала, что она слышала ночью шаги. И это были явно не простые шаги – некто явился и увел за собой рыбу.

– В каком смысле увел? – спросила Снежана.

– По воздуху, – изобразила Рокотова.

– Понятно, – сказал Пятахин. – Я так и думал. Кто-то пришел – и увел рыбу по воздуху…

Но никто не засмеялся, видимо, вполне допускали такую возможность.

– Это, наверное, урки, – сказал Лаурыч.

Все напряженно замолчали.

Урки.

– Точно, это урки, – продолжал Лаурыч. – Мы легли спать, они подкрались – и украли карасей. Им жрать нечего, вот они и лютуют.

Слово «лютуют» – сильное слово, Снежана нахмурилась, Рокотова придвинулась ближе к Герасимову, по народу прокатился трепет сплочения, Листвянко хрустнул кулаками, Пятахин взялся за лопату, Александра поглядела на меня.

– Урки беспредельничают, – пояснил я. – Все в порядке.

– Сегодня рыбу украли, а завтра они что украдут? – спросил Пятахин. – Так ведь, Жохова?

– Я не знаю… – покраснела Иустинья.

– Так что же нам делать?! – Снежана нервно дернула глазом. – Может, дежурство по ночам вести?

Все поглядели на Жмуркина.

– А может, все-таки кошка? – робко пропищала Жохова. – Или страус…

– Не надо дежурства, – сказал Жмуркин. – С чего вы взяли, что это урки?

– А кто же еще? – воскликнула Снежана. – Это урки!

– Урок надо держать во как!

Листвянко продемонстрировал свой вполне себе кулачистый кулак.

– Если их не обломать, они на голову сядут!

Многие согласно кивнули.

– А вдруг это не урки? – спросила Жохова. – Вдруг это все-таки выдра?

– Да какая выдра?! – едва не подпрыгнул Пятахин. – Выдра-быдра, это не выдра, это УРКИ! Знаете стихи – «злой уркан на крышу лезет, чистит свой наган»?

– А может, действительно не они? – спросил Герасимов.

– Они, – отрезал Пятахин. – Не, Герасим, я понимаю, у вас в баторе тоже их полно, но тут другое дело…

– Хватит! – Жмуркин треснул кулаком по столу. – Прекратить этот бестолковый треп! Рыбу съели кошки!

– Знаем мы этих кошек, – пробурчал Гаджиев. – У меня носки пропали…

– Это Пятахин, могу поспорить, – сказала Снежана.

– Это Снежанка, – огрызнулся Пятахин.

– Это кошки, – сказала Жохова.

– Это не кошки, это урки, – напомнил Лаурыч.

– Стоп!

Жмуркин хлопнул по столу еще раз.

– Всё! – сказал он. – Всё! Объявляю выходной. Сегодня! Отдыхаем! Далеко не отходить!

Жмуркин выскочил из-за стола и быстрыми шагами убежал в палату, где некоторое время в ярости переворачивал свободные койки.

– Нервничает шеф, – зметил Листвянко. – Кашляет…

– Пусть ему Снежанка банки поставит, – сказал Пятахин.

– Сейчас я тебе банки поставлю, – пообещал Листвянко. – И пащелки пообламываю.

– Жрать охота, – заметил на это Пятахин. – Рыбы нет, картошки нет. Кто со мной за горохом?

– За каким еще горохом? – насторожился я.

– За русским, – облизнулся Пятахин. – Жохова мне заказала, говорит, без гороха уснуть не может…

– Он врет! – крикнула Жохова. – Я вообще горох не ем!

– Ну, правильно, – согласился Пятахин. – Она горох не ест, она на нем на коленях стоит. Перед сном. Чтобы в голову греховные мысли не лезли.

– Я не стою на горохе!

– Да ладно, – отмахнулся Пятахин. – Все знают, что ты мракобесишь по полной.

Пятахин достал из-за спины корзинку, вытряхнул из нее лесной прах.

– Пусть тебя урки порежут, – пожелала Жохова. – Пусть ты этим горохом подавишься.

– Кто со мной? – спросил Пятахин. – Тут недалеко, старое польцо такое, урки в другой совсем стороне. Наберем гороха, поедим вечерком. Так кто?

Предложение Пятахина идти собирать горох в полях энтузиазма не вызвало.

– Никто, конечно, – Пятахин закинул. – Ну и фиг с вами, сидите.

Пятахин закинул корзинку за плечо и удалился, Жохова плюнула ему вслед.

– И что мне теперь делать? – печально спросила Снежана. – Рыбы нет, не знаю, что дальше готовить…

– Я мешок чечевицы видела, – сказала Жохова. – Можно чечевицу сделать, очень вкусно.

– А ты умеешь готовить чечевицу?

Жохова кивнула.

– Чечевица – она даже вкусней, чем рыба, – добавила Жохова. – Я принесу воды из колодца.

– А я могу лук порезать, – сказала вдруг Рокотова.

Девушки отправились стряпать.

Листвянко вышел во двор. Подпрыгнул, зацепился за крышу дровника, повис, подтянулся, сделал подъем с переворотом, закинул себя на крышу, оцарапал пузо. Спрыгнул, плюнул, растер кровь, помазал щеки. Стал похож на индейца.