Возглавив Совинформбюро, Б. Пономарев взялся за дело со всем рвением, результатом которого стал известный в свое время сборник «Фальсификаторы истории». И Сталин настолько был озабочен «подъемом пропаганды», что сам дотошно не только редактировал этот сборник, но и переписывал целые страницы. Совинформбюро становилось настоящим рупором советской пропаганды, разящим мечом идеологии в разгоревшейся холодной войне.

Пропаганда окончательно превратилась в инструмент психологической войны, когда на Западе был принят план Маршалла. Советская идеологическая машина заработала на предельных оборотах, но от этого чаша весов соперничества не склонилась в пользу Советов.

Тем не менее, идеологам удалось убедить миллионы советских граждан в том, что наша «пропаганда носит наступательный характер», а буржуазные «клеветники и фальсификаторы» отступают чуть ли не перед каждым доводом советской идеологии. «Грозное оружие» в борьбе за умы за рубежом вовсе не было таким грозным, каким нам его преподносили в газетах и на собраниях. Это прекрасно знали и понимали западные аналитики. Типичным является высказывание ученого и дипломата из США Дж. Кеннана: «…вся советская пропаганда за пределами зоны безопасности СССР является сугубо негативной и деструктивной. Поэтому не должно составить труда парировать ее с помощью умной и конструктивной программы». (Кеннан Д. Мемуары, 1929–1950. Бостон, 1967, с. 558). И американцы еще как парировали нашу казуистику по «Голосу Америки» со всеми тонкостями анализа пораженных органов государственного управления и всей экономики СССР.

Можно безошибочно сказать, что холодная война окончилась с разгромным для Союза счетом, если оценивать тот моральный ущерб, который она причинила авторитету КПСС в народе. В ходе этого длительного противостояния западная пропаганда сыграла не последнюю роль в развитии у нас диссидентских настроений. Слушая объективно подготовленные материалы «Голоса Америки» и «Би-би-си», вдумчивые советские граждане на основе неизвестных в СССР фактов учились более критически воспринимать окружающую действительность, находившуюся в кремлевской административно-командной узде.

Особой темой в исследовании истории сталинской пропаганды в послевоенный период является антиамериканизм наших самых консервативных идеологов. Это именовалось как «наступление новой исторической полосы в идеологической борьбе с капитализмом».

На практике искоренение инакомыслия, неправильного понимания политики партии, подозрение в космополитизме принимало варварские формы — от травли людей и увольнения их с работы с «волчьими билетами» до заведения уголовных дел, как на «агентов империализма, скрытых врагов народа».

Позднее, при брежневщине, заговорили о диссидентстве, но судили отнюдь не по политическим статьям. Не все сподвижники Сталина после его смерти остались при своих косных убеждениях и скрывали правду в надуманных воспоминаниях и мемуарах. Например, Шепилов позднее вспоминал, делая упор на то, что он «был простым исполнителем» драконовских постановлений, несмотря на его высокую должность — он возглавлял в 1948–1949 годах Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Он признавал, что интеллигенция в пропагандистских ведомствах «подверглась наибольшим опустошениям в зловещие годы беззаконий». Под «зловещими годами» он имел в виду послевоенный закат сталинизма. По словам Шепилова, «охватившая страну атмосфера всеобщего страха и террора была продолжением политических злодеяний Сталина».

Верными своему кумиру после его разоблачения оставались разве что одиозный JI. Каганович и жалкая горстка бывших подручных диктатора, которые при хрущевщине лишились своих постов. Остальные же поспешили откреститься от кровавого диктатора, узурпировавшего власть в партии, и писали покаянные мемуары, из которых большая часть увидела свет только в годы горбачевской перестройки.

«Не надо слишком много каяться, — сказал в 1968 году JI. Брежнев в узком кругу, когда при Суслове обсуждался вопрос о возможности и идеологической целесообразности издания одного его покаянного фолианта, написанного бывшим подчиненным Суслова. — Не надо громко каяться, — продолжал Брежнев, тогда сохранявший ясность ума, не замутненного коньяком. — А вам не кажется, товарищи, что ваши признания-воспоминания можно трактовать по-разному и переносить их тень на современность?»

Конечно же, Брежнев имел в виду, что в темах об идеологическом прессинге внутри страны в годы холодной войны современники 60-х годов увидят, почувствуют намеки на цензуру «после оттепели» и начнется сравнение не в пользу партии. Потому слишком откровенные воспоминания и вышли к читателю только в годы «гласности и перестройки». В тот же период общественность стала намного больше узнавать и об антиамериканской политике, главным изобретателем и теоретиком которой был лично Сталин, который, как помним из предыдущих глав, не мог с 20-х годов терпеть ни англичан, ни американцев.

Одним из козырей в противостоянии было желательное (и необходимое!) использование разоблачительных материалов и признаний, исходящих не от советских идеологов, которые были явными противниками империализма, а от самих граждан США и Англии. Вот чем занимались и советские разведчики (помимо выполнения основных заданий), и аккредитованные на Западе журналисты из СССР. Такие просоциалистические «разоблачители язв капитализма» попадались не так часто по сравнению с количеством наших перебежчиков, вовсю откровенничавших (и не без преувеличения) в своих интервью «об ужасах сталинской действительности».

Счастливой находкой для Кремля стала Анабелла Бюкар, имевшая информацию о теневой работе дипломатов. Этим источником заинтересовалось даже Политбюро, которое в марте 1949 года дважды (11 и 17 числа) принимало решение о дополнительных больших тиражах книги А. Бюкар. Ее работа носила лобовое для советского и зарубежного читателя название — «Правда об американских дипломатах». Издательство иностранной литературы обязано было за 20 дней (в рекордно короткий срок по полиграфическим возможностям того времени!) выпустить книгу на английском, французском, немецком и испанском языках по 10 тысяч экземпляров. (РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 1074, л. 62). А «Литературной газете», в которой помещались главы из этого сенсанционного разоблачения, разрешалось дополнительно отпечатать 200 тысяч экземпляров.

По объему книга была небольшой, но привлекала охочего до сенсаций буржуазного обывателя разоблачением «низких дел американцев, их шпионажа и антисоветских заговоров». Вкус среднего читателя таков, что важно не кого разоблачают — своих или чужих, а чтобы были интрига, перебирание «чужого грязного белья», эффект подглядывания в замочную скважину за теневой жизнью сильных мира сего. А автором этого лишь отчасти правдивого, как считает часть современных экспертов, разоблачения была женщина(!), что обрекало тираж на полную распродажу. Так оно и произошло.

А что касается Анабеллы Бюкар, то она была тогда молода, славянского происхождения и до согласия по заказу написать «разоблачение» работала в информационном отделе посольства США в Москве. Вот откуда у нее была некоторая информация о тайных делах дипломатических американских представителей в СССР. Но она влюбилась в тенора Московского театра оперетты. И тут начался прямо романтический кинодетектив. На Анабеллу обратила внимание советская контрразведка и ловко политизировала ее любовь, предварительно, конечно, сыграв на славянском происхождении и «кровном патриотизме».