Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Молитвенным домам? – изумился Бабкин. – Одна версия хлеще другой… Что ж не к сокровищам Монте-сумы?
– Неплохое предположение. Такого, по-моему, еще не было. Если серьезно, самым здравым мне видится следующее объяснение: растения специально нарисованы так, чтобы с трудом можно было определить их название. Непосвященным оно и вовсе не открылось бы. А название фигурирует в тексте каждой страницы рядом с рисунком, то есть является своего рода ключом к шифру. Понял, какое растение – нашел подходящее слово (например, по количеству букв) – перевел его – получил ключ.
– Звучит убедительно, – признал Сергей. – Или название растения – это первое слово на странице.
– Вполне возможно.
– Чем мне нравится эта идея, – продолжал Бабкин, – так это тем, что в таком случае не текст является пояснением к рисунку, а в рисунке сидит ключ к тексту. Красиво придумано, скажи? А все ломают головы над… Эй, ты чего?
Илюшин изменился в лице:
– Что ты сейчас сказал? Не текст является пояснением к рисунку…
– А в рисунке сидит ключ к тексту. Это не я сказал, а ты. Только что, рассказывая о шифровке.
Ни слова не говоря, Илюшин вырвал у него лист с посланием Куликовой и уставился на него. С минуту Макар молча изучал рисунок и квадрат с буквами, перебегая взглядом с одного на другое. Бабкин сидел тихо, опасаясь пошевелиться. Наконец Илюшин оторвался от шифра и поднял глаза на друга. Вид у него был ошарашенный.
– Ключ к тексту… – повторил Макар. – Серега, до чего же просто! Как можно было сразу не догадаться?! Все было у нас на виду! Я должен был понять, в чем дело, еще тогда, когда ты говорил про избыточную детализацию рисунка! Ведь понятно, что не просто так Куликова тратила время на прорисовку всех этих листиков…
– Стоп, стоп! Ты что, понял, как его читать?!
– Думаю, что да. Вот, погляди: видишь, колючки у листьев одуванчика нарисованы неравномерно?
– Какие еще колючки?!
– Пусть не колючки, пусть шипы – назови как хочешь! Вот эти выступы, которых строго по десять штук на каждом листике. Причем на первом, нижнем, удлиненных шипов нет вообще, на втором один сверху и один снизу, на третьем они есть только на конце… Листов всего десять, по пять с каждой стороны стебля.
– Вижу… И что?
– Серега, это же решетка!
Сергей посмотрел на Илюшина так, что тот засмеялся:
– Спокойно! Я пока не сошел с ума. Но мой идиотизм заслуживает памятника. Никакого адресного шифра не существовало – девочка оставила текст с готовым ключом, нужно было только понять, как он работает. Есть десять строчек, для которых мы должны найти решетку, так?
– Так…
– А что есть решетка Кардано, как не вырезанные в определенных местах дырки? Ты сам сказал – перфокарта!
– Подожди… – Бабкин внезапно прозрел. – Получается, что шипы на листьях – это указание, в каких местах прорезать дырки на строке из десяти букв?!
– Разумеется! О чем я тебе и твержу уже пять минут! Дай-ка чистый лист…
– Нет уж, я сам нарисую эту чертову решетку! – Сергей вырвал лист и торопливо расчертил его на квадраты, стараясь, чтобы размер совпал с шифром Наташи Куликовой. – Готово: десять на десять. Только я не понимаю, как отсчитывать листики на рисунке – снизу вверх или сверху вниз?
Макар, поразмыслив, сказал:
– Считается, что манускрипт написан слева направо, так что давай пока будем идти в том же направлении. И снизу вверх. Поехали: первая строчка сплошная. Во второй вырезаем третью букву и седьмую. В третьей – пятую. В четвертой – первую, вторую и четвертую. В пятой…
Закончив, Сергей выписал буквы в ряд. Их оказалось совсем немного. И они складывались в недвусмысленное указание:
– «Меня везут в интернат», – прочитал Илюшин. – Серега, мы ее нашли.
– Вот, значит, где ее держат… – недобро протянул Бабкин, прищурившись. – Макар, я звоню следователю! Собирайся! Будем надеяться, что девочка не ошиблась…
«Будем надеяться, что девочка еще жива», – про себя поправил его Илюшин.
Застегивая куртку, он слышал обрывки разговора Бабкина со следователем. «Сам позвонил?.. А кто другие двое?.. Ясно, спасибо!»
– Все сходится, – сказал Сергей, вернувшись. – Максим Арефьев пришел в себя и связался с прокуратурой, рассказал о том, кто на него напал. Кстати, он сейчас едет сюда.
– Кто? – не понял Макар.
– Максим Арефьев.
– Как?! Его отчим вчера утром сказал, что парню сделали трепанацию черепа!
– И тем не менее. Только не спрашивай меня, как ему это удалось, – я не знаю. Все, пойдем, живее!
Сергей набросил свободную куртку, закрывающую кобуру, и оба быстро вышли из квартиры.
* * *
Сон мой был долог, но тревожен. Во сне я приходил к Рудольфу, но вместо него меня встречал Якоб, и я в страхе бежал из дворца, но неизменно оказывался в подземелье. Там хлопотала Молли, украшая окровавленный пол цветами, и я кричал на нее, взбешенный тупоумием служанки, но вдруг замечал, что это цветы болиголова – те, которыми она засыпала могилу старика. Куда бы я ни шел, везде под ногами у меня оказывались эти цветы, и запах их преследовал меня даже во сне.
Только книга не появлялась в моих видениях. Но когда я пробудился, рука моя так же лежала на ней – уголок одной страницы смялся оттого, что я слишком сильно сжал ее.
За окном уже садилось солнце. Я торопливо привел себя в порядок, поел, не испытывая голода, лишь затем, чтобы после не отвлекаться на ужин, и, принеся тетрадь и чернильницу, уселся над манускриптом, внимательно изучая записи и рисунки.
Откровенно говоря, в душе я лелеял надежду, что старик обманул меня, нарочно усложнив сложность предстоящей задачи. В таком случае я мог бы сам расшифровать, что написано в манускрипте, чтобы явиться к Рудольфу с готовым рецептом. Но, рассмотрев книгу, я стал подозревать, что был далек от истины.
Никогда прежде не видел я ни подобного языка, ни таких странных изображений. Как я ни бился, переставляя буквы в словах, всматриваясь в страницы и пытаясь разглядеть знакомые образы, все мои старания были бесплодны. Я исписал добрую кипу листов возможными вариантами толкований, но ни один из них никуда не годился. Один раз показалось, что я нащупал верный путь – когда в первой строке четвертого листа вдруг отчетливо сложилось, хоть и с ошибками: «да возьми две меры серебра»… Но примененный мною способ перестановки более ничего не дал – ни на одной странице не смог я получить осмысленного текста. В конце концов пришлось признать, что лишь случайность заставила буквы встать в таком порядке.
Одни слова были, казалось, написаны по-латыни, пусть и с некоторыми отклонениями от общепринятого написания; другие же вились арабской вязью. Я долго всматривался в зодиакальные круги, надеясь набрести на отгадку в знакомой сфере, но снова ничего не добился.