* * *

Черная Акка корчилась на мелководье, в бурлящем месиве из песка, воды и пены. Она громко сопела, страшно била хвостом и шлёпала плавниками, пытаясь вернуться в море. Охотники глазели на нее, позабыв о копьях.

Что это за чудовище? Прежде саами видели подобных черных рыб лишь издалека, и ни одна из них не была настолько огромной. Из дыры на загривке с шумом вырывался водяной пар. В зубастой пасти шевелился толстый язык. Чем дольше люди рассматривали добычу, тем страшнее им становилось, тем сильнее им хотелось от нее избавиться. Они бы спихнули ее в море, если бы могли. Пока набирались храбрости подойти поближе, Акка начала слабеть. Тяжесть собственной туши давила на нее, мешала дыханию. Она хрипела все громче, пар все реже облачком поднимался над ее головой.

– Никакая это не рыба, – подал голос самый старый из охотников. – Это оборотень! Старики говорят, в прежние времена этакие твари встречались чаще, чем теперь. Летом они ловили рыбу и тюленей, а зимой выходили на берег и обращались в волков, чтобы пожирать оленей и людей…

Все побледнели и попятились, глядя на гладкое черное туловище подыхающей твари, будто ожидая, что оно сейчас обернется исполинским волком и бросится на них.

– Я слышал от своей прабабки о волках моря, – заговорил в тишине Шур-Лахтак. – В старые времена Змеево море было полно страшных хищников и злых духов. Худшим из них была Неспящая – морская равка, которая вызывает бури и топит лодки. Сам Великий Старик не мог с ней сладить. Волки моря были ее верными слугами. Не одно ли из таких существ перед нами?

Тут охотникам стало совсем жутко. Они окружили шамана, требуя ответа: кого они все же выловили?

Кумжа приблизился к умирающей Черной Акке и вытянул растопыренную руку в ее сторону, глядя ладонью, а не глазами. Пока он стоял так, зажмурившись и почти не дыша, Акка в последний раз выпустила пар и застыла неподвижно, как омываемая волнами блестящая скала.

– Это не злой дух, – уверенно ответил старик, опуская руку. – Хотя это поистине странное существо, рыба лишь по обличью. Не бойтесь! Душа существа ушла. Сейчас оно – просто мясо, мертвая, пустая плоть.

– Можете смело начинать разделывать, – добавил ученик.

В отличие от всех, кто участвовал в ловле большой рыбы, молодой нойда совсем не испытывал страха. То ли еще переживал полностью захвативший его упоительный миг охоты, то ли перенесенное не так давно Терзание приглушило в нем способность бояться.

Вождь неодобрительно посмотрел на сына и сказал Кумже:

– Нет, старик, мы не будем есть это мясо. Духи духами, ты в них больше нашего смыслишь. А мы рыболовы, и я скажу – таких рыб не бывает.

– Ваше дело, – отозвался шаман, разглядывая морское диво с таким видом, будто что-то не мог толком рассмотреть. – Свою работу я, однако, выполнил.

– Мы добыли вам столько доброй еды, а вы ею брезгуете! – обиженно сказал младший нойда. – Ну закопайте ее или оставьте чайкам!

Те уже начинали виться рядом с тушей.

– Мальчик дело говорит, – кивнул Кумжа. Он выглядел обеспокоенным. – Закопайте ее или сожгите. Не нравится мне эта рыба, что-то с ней не так…

Посовещавшись, решили зарыть Акку прямо на берегу, где она и померла. Но пока всем племенем копали в песке здоровенную яму, начало быстро темнеть. С севера наползла непроглядная туча, над заливом завыл ветер, разыгрались волны, по черным водам понеслись хлопья белой пены. Вскоре заволокло все небо, и хлынул ледяной ливень. Небывалый ветер задул с моря прямо в заветерь. Люди побежали прятаться по теплым сухим вежам, втайне надеясь, что ночью тушу заберет с собой разыгравшаяся буря.

К северу от залива Лахтака, в безлюдных, поросших березовым стлаником сопках, есть одно место, куда люди ходят нечасто. На продуваемом ветрами скалистом плоскогорье в отдалении от звериных троп и мест, стоят наглухо закрытые санки-керёжи, расставленные кругами на каменных подпорках. В них умершие отправляются в плавание по звездной реке, что рождается в надмирном океане и течет среди небесных лесов.

Место это выбрано предками для кладбища не просто так. На лысой пологой сопке, вокруг которой кругами расставлены кережи, с незапамятных времен стоит приземистая палатка. Она сложена из огромных костей неведомого зверя. Кто и когда поставил эту палатку? Кажется, она была тут всегда. Кожа, которой была обтянута палатка, побелела и стала твердой как камень. Никто и никогда не поднимал ее полог. Однако всякий знал, что костяная вежа не пустует.

Небывало жестокий порыв ветра обрушился на вершину погребальной сопки. Он сорвал с древних костей обрывки шкуры, открыв нутро палатки ударам ливня. Среди обломков светлели скорчившиеся кости, обтянутые жалким тряпьем. Высохший труп был так древен, что напоминал старую корягу, выбеленную приливами и выглаженную волнами. Однако у коряги имелось сморщенное лицо, обращенное теперь прямо в бурлящие тучи.

Вода с неба лилась и лилась, пока целиком не покрыла старые кости. Тогда кожистые веки медленно раскрылись, как створки замшелой ракушки. В глубине их двумя зеленоватыми жемчужинами заблестели зрачки. В тот же миг дождь перестал. Сырой ветер со Змеева моря переменился – теперь он резкими, леденящими порывами задул с полуночи. В воздухе понеслись колючие снежинки.

Саами, укрывшиеся в своих вежах от непогоды, в страхе смотрели, как снежинки, кружась, залетают в дымовые отверстия. Холод и студеный ветер среди лета! Старики шептались: так бывает, когда где-то поблизости пробуждается равк.

* * *

Старуха долго лежала, глядя в небо, пока не начала ощущать холодные уколы падающих снежинок. Тогда она попыталась разогнуть одеревеневшие суставы и с радостью ощутила, как они отозвались нарастающей болью. Улыбка далась нелегко – задубевшая кожа треснула, капля крови скатилась на язык. Старуха слизнула эту каплю, проглотила ее и тогда уж улыбнулась.

Когда поземка запорошила холм мёртвых и мороз сковал лужи, а в разрывах несущихся по небу туч показалась луна, старуха уже сидела в развалинах вежи, наклонившись вперед. Тяжелая золотая гривна – змея с изумрудными глазами – тянула вниз, грозя переломить кривую тонкую шею. Потемневшие браслеты в виде обвивающих руки змей свободно болтались на сухих прутьях запястий.

Упираясь руками в землю, подогнув под себя ноги-палки, старуха вглядывалась в свое отражение в замерзшей луже.

– Ну здравствуй, Неспящая! – скрежещущим голосом приветствовала она свое отражение. – Фу, какая мерзкая рожа!

Протянув когтистую длань, она принялась тереть лед, смахивая с него снежинки.

– Ну давай, водица, покажи мое новое личико!

Она вглядывалась в одной ей видимые тени в темной глубине льда, и хищная улыбка кривила высохшие губы.

– Вот эта сгодится, – пробормотала она. – Какие славные глазки!

Старуха подползла к ближайшей кереже и, опираясь на нее, кое-как воздвиглась на ноги. Посмеиваясь, она ощущала ужас честных мертвецов перед той, что так долго спала и теперь пробудилась.