* * *

Той ночью Нежата тоже сидел у костра и размышлял. Обычно после тяжелого дня в пути он падал и засыпал до утра без снов, но видно, ночь была нынче такая, располагающая к думам.

«…доброе дело – поставить еще одну крепость! На этот раз в пограничье, в землях вису… – думал он. – Но почему послали именно меня? Значит ли это, что у карелов я все-таки доказал, что способен свершить нечто полезное? Или просто вече решило убрать меня подальше от Нового города? Скорее уж второе…»

Нежата помрачнел, вспомнив про Велько, и как скверно все с ним потом обернулось…

«Они его теперь до смерти боятся – а я его брат…»

Не только он пострадал из-за Велько. Нежата поднял голову, нашел взглядом шатер кормщика Богши. Их пути должны были вскоре разойтись. Богша с семейством тоже покидал Новый город и уезжал к брату на южный берег Ильменя. Нежата отлично знал, что теряет одного из лучших своих людей по вине его дочери Славуши. Пожалуй, ни одна из новгородских девиц не обладала таким даром оказываться не в то время и не в том месте, как она. После того, что произошло в святилище Волозь-Шкая, от Славуши отшатнулись не только свои, но и меряне. А ее это, казалось, и не заботило… И замуж идти теперь вообще не хочет, хотя давно пора бы… Странная девка, хоть и красивая. Что-то с ней не то…

– Княже! – послышался оклик одного из воинов. – Гляди, какое диво лесное поймали! Следил за нами из-за кустов…

– Опять ты, проклятый лопарь?!

– Видно боги нас свели, Нежата, – нойда, которого наконец отпустили, выпрямился, разминая руки.

– Что тебе тут надо, колдун? Почему ко мне привязался? Зачем следишь за мной?

– Я шел мимо своей дорогой…

– Что-то не верится!

– … и услышал крик.

Нойда уставился в глаза Нежате и гневным движением указал на клетку, стоящую под сосной в отдалении. В клетке съежилось нечто черное, косматое, напоминающее ком грязных перьев. Только глаза поблескивали из-под спутанных волос.

– Как ты осмелился захватить тунью?! Отпусти ее!

Нежата с изумлением посмотрел на него и расхохотался.

– Тебя притащили из леса, а ты мне еще будешь указывать?

– С тунами нельзя так обращаться, – настаивал нойда. – Они дети богов! Ты навлечешь на себя проклятие…

– Это мы – дети богов, – отрезал Нежата. – Проклятий я не боюсь. А крылатых мар даже карелы называют похъельской мерзостью. Она выслеживала меня, как ты, и попалась. Теперь будет сидеть к клетке. Вернусь в Новый город – отдам ее жрецам. Пусть сами решат, что с ней делать. А будешь дерзить – посажу и тебя туда же…

Тунья, видно догадавшись, что говорят о ней, приникла к прутьям, сверкнули глаза на запавшем лице. Нежата, внимательно следивший за нойдой, вдруг крикнул:

– Ты куда руку потянул?

– Сейчас развяжу тут кое-что…

– Держите его!

Нойда схватили за руки, но он успел сделать то, что собирался, одним рывком развязав малый узел на привязанной к поясу веревке. Взвыл ветер, пламя костров взметнулось и забилось, попадали шатры. Мощный вихрь подхватил клетку с туньей и швырнул ее о сосну. Раздался треск, клетка начала разваливаться, и в тот же миг нойду сшибли с ног. Со всех сторон на него посыпались яростные удары. Вырвалась ли на волю тунья, нойда заметить не успел…

Ему мерещилась ледяная изба, залитая кровью, на вершине горы, где рождается северное сияние. Он лежал на полу в крови, а за ним пришла Сирри.

«Так вот где ты живешь теперь, – прошептал он. – Ты стала нийди, небесной девой…Я не уберег тебя…Никогда себе не прощу! Всякий раз, как Неспящая приходит и смотрит на меня твоими синими глазами, словно издеваясь, я испытываю невыносимые муки… Скажи, как ее имя?! Если я не узнаю, я никогда ее не настигну!»

«Откуда же мне знать имя той старухи, – отвечала Сирри, – если я ее прежде никогда не видела? Она просто подошла ко мне на берегу моря и сказала, что ей нравятся мои глаза…А потом убила меня…»

«Тогда я ничего не смогу для тебя сделать. Только прийти к тебе пораньше»

«Не надо, – ласково отвечала Сирри. – Придешь в свое время».

Нойда очнулся и долго не мог понять, где он. Ему было так мягко и тепло, как наверно, никогда в жизни. Нежный пух укутывал его почти с головой. Нойда попробовал пошевелиться, и все тело свело болью. Тогда он вспомнил, что его избили по приказу Нежаты. Но что было потом?

«Ты сейчас с кем-то разговаривал», – раздался голос у него в голове.

Нойда скосил глаза в сторону и увидел тунью. Та сидела рядом с ним на камне, похожая на огромного нахохлившегося филина.

«Я унесла тебя на гору, сын тумана, – объяснила она. – Тут безопасно».

Ну конечно, подумал саами. Тунья где угодно найдет безопасную кручу, куда не доберутся ползающие по земле люди.

– Спасибо, что вытащила меня, – прошептал он, облизывая разбитые губы.

Тунья пошевелилась, переступила с лапы на лапу, пожала плечами. В воздухе пахло кровью. И это была не только кровь нойды.

– Ты ранена? – спросил он, приподнимаясь.

Тунья распахнула крылья, показывая грудь в темных потеках.

«Я выщипала пух, чтобы свить тебе гнездо».

– Зачем?!

«Чтобы ты не замерз. Ночь очень холодная».

Нойда ощутил, что на глазах у него навернулись слезы. Теперь пушистая постель жгла его кожу. Он протянул руку и легко прикоснулся к кожистой лапе с кривыми когтями.

– Чем я могу тебе отплатить?

«Ты с кем-то разговаривал, сын тумана, – повторила тунья. – Называл ее Сирри. Кто это?»

Нойда на миг задумался.

– Я поклялся не рассказывать об этом ни единому человеку. Эти счеты – между мной и тварью из моря. Но ты не человек, так что слушай…

Бесконечный багровый закат рдеет над Змеевым морем. Кажется, что солнце не опускается, а впитывается в узкие облака, повисшие над окоёмом. Вот уже и самого солнца не видать, а облака все горят и горят, медленно остывая, как угли в костре… Наконец гаснут и они. Сизо-серое небо становится лишь самую малость сумрачнее – наступает ночь.

Суровое место – залив Лахтака. Вода здесь холодна даже летом. Горы на дальней стороне залива поднимаются, как волны, пока самый высокий горный кряж не сливается с облаками. Широкий песчаный берег в бухте-заветери расчерчен бурыми извивами водорослей, оставленных отливом. Заветерь ограждена острыми, в белых разводах скалами – как будто штормовые волны вздыбились и окаменели.

Самая большая из скал высоко вознеслась над заливом. Она напоминает моржа, и зовется Белая Варака. Ее почитают как место, которое посещает бог, и никогда просто так не поднимаются на ее голую, иссеченную ветрами вершину. Камни, громоздящиеся у подножия, густо покрыты рисунками, вырезанными в незапамятные времена. Люди охотятся, сражаются с чудовищами, ездят ни них верхом, летают как птицы… И повсюду – огромный Первородный Змей, древний властелин этих мест.