Похороны епископа были проведены так, как это обычно делалось, невзирая на то, что от трупа остались лишь разрозненные кости и что епископ, в общем-то, умер несколько недель назад.

Как было договорено, в субботу, после захода солнца, сестра Эсклармонда вышла из своей кельи. Она была с головы до ног укутана в плотные траурные одеяния, защищавшие ее глаза от света и скрывавшие ее лицо. Эсклармонда пришла в приемный зал, где находился гроб ее брата. Она должна была принять участие в традиционной всенощной молитве за упокой души усопшего. Кроме нее, в зале находились Шюке и аббатиса Дана.

Ночь прошла в молчании. Все трое непрерывно молились. Наутро было запланировано богослужение. Перед самым рассветом Эсклармонда прервала свои молитвы и, держа в обеих руках четки, неожиданно заговорила.

Шюке ошеломила сумбурная речь этой женщины. Сестра Акена говорила об искуплении грехов своего брата, о приближающемся конце света, до которого ее брату не суждено было дожить, о невыполненном им предназначении в этой жизни, о надежде на то, что он все-таки будет спасен… Викарий не понял прозвучавших в ее речи намеков, а неоднократное упоминание ею Апокалипсиса просто шокировало его.

— Мой брат знал об этом, — сказала она, — он знал, что этот день уже близок…

Епископ Акен никогда не поднимал данную тему в своих разговорах с Шюке. Викарий точно это помнил, а потому утверждения Эсклармонды показались ему необоснованными. Тема конца света была популярна среди простого народа и среди любителей посмаковать жуткие слухи, однако Акен никогда об этом не говорил…

Стоило ли обращать внимание на подобные домыслы затворницы? Эсклармонда открыто заявляла, что ученые уже установили дату Апокалипсиса и что Акен знал эту дату… Она утверждала, что этот час близок.

Эсклармонда лихорадочно цитировала святого Иоанна: о тысяче лет ожидания второго пришествия Христа, о пробуждении Зверя, нисхождении на землю Небесного Иерусалима, о Страшном суде…

Шюке вспомнил, как говорили о том, что в 1000 году мир рухнет. Позже это событие ожидали в 1033 году — году тысячелетия мучений Христовых. Ни в том, ни в другом году не было никаких признаков конца света вопреки пророчествам евангелистов.

Эсклармонда словно догадалась о сомнениях Шюке.

— Нигде не говорилось, что тысячу лет ожидания перед наступлением Апокалипсиса следует отсчитывать от рождения Христа или же его воскрешения, — заявила она. — Новый Иерусалим, о возникновении которого в последние дни этого мира предсказывалось в Евангелии… От расцвета Церкви… расцвета Церкви! Посчитайте сами…

Посчитать? От расцвета Церкви? Церковь, безусловно, не считала началом своей истории ни дату рождения Иисуса, ни год, когда его подвергли мучениям… Но тогда какую дату считать моментом рождения христианской религии? Да и возможно ли это вообще? Какой-то абсурд…

Шюке ничего не мог понять. А покойный Акен? Викарий вспомнил о том утре, когда в Драгуане был убит Акен. Перед его взором снова предстали иоаннитские иллюстрации, лежавшие на столе его патрона… все эти апокалиптические изображения…

Богослужение состоялось в большой часовне монастыря Сестер Марты. Оно было проведено священником Жеаном из Труа.

Шюке смутился, узнав, что жителям города стало известно о предстоящих похоронах и что они теперь занимались подготовкой места для погребения. Викарий предпочел бы, чтобы информация об этом событии не выходила за стены монастыря.

* * *

Кроме Шюке, при захоронении останков Акена присутствовал священник из Труа и несколько могильщиков. Эсклармонда после богослужения сразу же вернулась в свою келью, а монахини снова занялись своими повседневными делами.

Шюке смотрел, как гроб Акена постепенно покрывается землей, перемешанной со снегом. Над засыпанной могилой, как и завещал епископ, была установлена надгробная плита — без имени, без даты, лишь с одной фразой:

«ПРОСТИТЕ НАМ НАШИ ПРЕГРЕШЕНИЯ».

Епископ Драгуана наконец-то был похоронен, унеся с собой в могилу все свои тайны.

Шюке пока не мог покинуть Труа: погода совсем испортилась. С момента его приезда в этот город непрерывно шел снег.

Викарий рассказал аббатисе обо всем: об убийстве его патрона, о странных происшествиях в Париже, о своих предположениях о том, что прошлое епископа связано с политикой. Шюке высказал опасения по поводу того, что за ним, по всей видимости, следили, и сообщил о появлении шпиона на постоялом дворе Бека… Он умолял аббатису нарушить главный запрет монастыря по поводу присутствия здесь мужчин. Шюке просил, чтобы ему предоставили убежище, так как он считал, что только в стенах монастыря будет находиться в безопасности.

Как ни странно, аббатиса сразу согласилась.

Шюке выделили келью, находившуюся вдалеке от тех помещений, в которых жили монахини. Ему разрешили находиться в монастыре, однако категорически запретили общение с монахинями. Единственным человеком, с кем он мог разговаривать, была служанка Мелани. Она не была монахиней, а в ее обязанности входило прибирать в келье викария и помогать ему.

При условии образцового поведения и соблюдения действовавших в монастыре правил Шюке разрешалось пробыть здесь до весны.

Обрадованный викарий поблагодарил аббатису. Он знал, что в стенах этой древней крепости будет находиться в безопасности: чтобы осмелиться вторгнуться в монастырь, нужно иметь поддержку необычайно могущественных людей.

— Наш монастырь Сестер Марты, — сообщила аббатиса, чтобы подбодрить Шюке, — подчиняется, как и некоторые другие монастыри, непосредственно Папе Римскому. Французское духовенство, так же как и светская власть Франции во главе с королем, не могут ничего предпринять против нас, не рискуя при этом осложнить свои отношения с Римом…

В Эртелу Энно Ги и двое его товарищей уже несколько дней ждали, когда же наконец перестанет идти снег, мешавший им продолжать расследование. Энно Ги решил как можно ближе сойтись с жителями деревни. Он отказался от своего традиционного церковного одеяния и попросил у Мабель дать ему сохранившуюся одежду ее покойного мужа. Кюре облачился в эту странную одежду, состоявшую из кусков шкур и веревочек, и стал почти неотличим от местных дикарей. Это новшество весьма удивило жителей деревни. Энно Ги потребовал от своих товарищей, чтобы они последовали его примеру.

Обильный снегопад парализовал жизнь деревни Эртелу. Как и все королевство, она погрузилась в своего рода зимнюю спячку…

* * *

Эймару, Жильберу и Мерси-Дьё также досталось от холода и снега, парализовавших Западную Европу. Они, сопровождаемые Драго де Чанадой, ехали в деревню Дженнанно, находившуюся возле горы Мон-Ра в землях Сполет. С собой они везли большой набитый золотом сундук (ему предстояло стать «даром Девы Марии»), всяческие приспособления и средства, необходимые для организации впечатляющей мистификации, и юную комедиантку по имени Мо, нанятую Профутурусом на роль Девы Марии.