В общем, уничтожались мумии давно. А с официальным запуском такой науки, как египтология, в XIX веке спокойно жить мумиям… точнее, лежать спокойно, где лежали… тоже не довелось. Иногда ими предприимчиво удобряли поля. Иногда пускали на растопку. Хотя нет, про паровозы – это всё-таки миф, а вот про удобрения – нет.

А ещё задолго до XIX века и позже предприимчивые знахари и прочие врачеватели придумали, как всем по-новому лечиться. Говорили, если перетереть царственную священную плоть в порошок – чуть ли не на эликсир бессмертия можно натереть. Вот и тёрли всё, что попадалось. Кто-то, может, и по сию пору трёт – ну а что, мочой же тоже лечатся. Порошки из мумий растворяли на мази и притирки и даже жрали, без страха подхватить не только древнее проклятие, но и какую-нибудь совсем не мистическую инфекцию. В общем, сколько ценных для истории останков пропало вот таким образом – даже предположить трудно.

Ну и была в XIX веке в высшем обществе вот такая ещё развлекалочка, от которой меня лично оторопь берёт. Называлось это «вечеринками развёртывания мумий». Делалось оно, конечно, под эгидой науки, но гости тоже не уходили обиженными. Как мы уже помним, между пластами тканей каждой уважающей себя мумии были амулеты. Эти амулеты хозяин вечеринки частенько дарил своим гостям, на память (как будто развёртывание древнего трупа так легко забыть).

Нынешнее отношение к мумиям, конечно, гораздо более уважительное. Лежат они с микроклиматом, почти в курортных условиях. Их уже почти не режут даже в исследовательских целях, поскольку есть сканирование, исследование ДНК и прочее. Ходят на них смотреть всякие товарищи вроде нас с вами. А всё равно, если смотреть первые зарисовки – даже за несколько десятилетий почти бережного отношения они сильно пострадали. От перевозок, от перепада температур, от халатности работников… Но хорошо, что хоть кто-то уцелел, пусть и не все такие красавчики, как Сети Первый.

Мой рассказ о царской комнате мумий был бы неполным без одного конкретного фараона – Таа Секененра II по прозванию Храбрый. Признаться, в первый раз, когда Борька устраивал нам с Машей экскурсию по Каирскому музею, впечатление этот фараон на меня произвёл неизгладимое. И не самое приятное. Вид у него, прямо сказать, не блистательный, но оно и понятно – не своей он смертью помер. Борька до сих пор мне простить не может, как в тот день я храбрился, нервничал и пел «и молодого командира несли с пробитой головой». Секененра мне потом аж снился пару раз, но свести с ним более близкое знакомство я не ожидал… Теперь уже как родной.

Как этот фараон выглядел при жизни, мы вряд ли узнаем – разве что заглянем в прошлое. Мне, честно говоря, жаль, что так мало лиц реконструировано по методу того же Михаила Михайловича Герасимова. (Это такой советский учёный был, разработавший метод восстановления внешнего облика человека по черепу.) Хорошо, что профессор Тронтон – друг семьи лорда Карнагана и в своё время взялся за реконструкцию! Ну и ещё несколько хороших примеров есть, а в остальном – увы. Но, может, ещё возьмутся? Любопытно же.

Но вернусь к Секененра. Уникальность бальзамирования этого фараона заключается вот в чём: его не пытались сделать красивее, чем он был, когда помер. Обычно бальзамировщики наводили мертвецам марафет, чтоб перед богами на Суде Осириса было не стыдно предстать. А вот Секененра похоронили со всеми его ранениями, ничего не замазывая и не приглаживая. Основных теорий на эту тему существует две. По первой (и её же придерживается Борька) – современники героического фараона намеренно сохранили его для вечности вот так, со следами всех травм, как борца за свободу Египта. По второй версии, даже у фараона в тяжёлые смутные времена под рукой просто не оказалось толковых бальзамировщиков, так что хоронили, как могли. У меня есть все основания согласиться всё-таки с первой версией…

Сейчас мы видим Секененра в ещё более плачевном состоянии, чем он был, когда его только распеленали. Впервые мумию исследовал в конце XIX века Гастон Масперо, тогдашний глава новообразованного учреждения, Службы Древностей. Там и зарисовку сделали – можно загуглить.

В начале XX века австралийский анатом Эллиот Смит посмотрел на Секененра ещё разок, поближе, удалив остатки погребальных пелен. На одной только голове поверженного фараона Смит идентифицировал пять не совместимых с жизнью ран: пролом лобной кости (топором), почти параллельная ему рана (тоже топором), перелом обеих носовых костей со смещением скул и выбиванием правого глаза, рассечение левой щеки (мечом), след слева чуть ниже уха (от удара копьём или пикой). В общем, какая уж тут красота? Даже представить страшно, что с ним там случилось…

В 70-е годы команда Джеймса Харриса применила более цивилизованный метод, уже с помощью рентгена. К сожалению, учёные, сравнивавшие гравюру с тем, что осталось сейчас, убедились, что мумию жёстко повредили ещё при первых попытках исследовать.

А я тут специально приведу цитату из самого месье Масперо, которая по определённым причинам теперь находит во мне отклик:

«…неизвестно, пал ли он во время сражения или стал жертвой некого заговора; находка его мумии доказывает, что он умер насильственной смертью в возрасте приблизительно сорока лет. Два или три мужчины, или убийцы, или солдаты, должно быть, окружили его и умертвили прежде, чем подоспела помощь. Удар, нанесённый топором, должно быть, рассёк часть его левой щеки, выбил зубы, сломал челюсть и свалил его бесчувственным на землю; другой удар, должно быть, глубоко рассек череп, а удар кинжала или копья в правую сторону открытого лба, немного выше глаза довершил его жизнь. Его тело, должно быть, осталось лежать там, где оно упало, в течение некоторого времени: когда оно было найдено, то уже подверглось разложению, и бальзамирование было выполнено торопливо и наспех, как лучшее из всего, что возможно было сделать. Волосы его толстые, жесткие и спутанные; лицо было выбрито утром в день его смерти, но, касаясь щеки, можно представить насколько густой волосяной покров покрывал его лицо. Эта мумия является останками красивого, энергичного человека, который, возможно, дожил бы до ста лет, и он, вероятно, защищался решительно против своих противников; его лицо до сих пор сохранило выражение ярости. Череп с вытекшим мозгом над одним глазом, морщинистым лбом, стянутыми в гнездо губами, через которые виден прикушенный зубами язык…»

И всё-таки в связи с чем Таа Секененра Храбрый получил свои несовместимые с жизнью травмы? С помощью Борьки я попытался открутить ленту истории назад, к концу блестящей эпохи Среднего Царства в Египте. Этот их очередной «золотой век» закончился примерно в XVIII веке до нашей эры, плюс-минус. Начался так называемый Второй Переходный Период.