– А то, что за весь день я от тебя слова толком не слышала.

– По-моему, если честно, я наговорилась по уши. Я признала себя виновной и теперь лишь хочу, чтобы все это побыстрей закончилось.

– Тебе просто не хватает терпения. Надо было дать твоей защитнице сделать свое дело и объяснить твои… м-м… как там это называется?

– Смягчающие обстоятельства.

– Да, их… Что ж, скрестим пальцы в уповании, что судья проявит сочувствие и не станет наказывать тебя в назидание прочим. Она выглядела дружелюбной, правда? Но я все равно считаю, что тебе не следовало признавать вину.

– И предстать перед судом? Просто нечестно подвергать детей такому дотошному разбирательству после всего, что они вынесли. И потом, я бы твердила, что не сделала ничего дурного, а они слышали от отца столько лжи, что им хватит на всю жизнь. Они должны знать, что у них есть хоть один родитель, способный сделать шаг вперед и признаться, когда поступит плохо.

– Королевская уголовная прокуратура не имеет права предъявлять тебе обвинения. Какое это может иметь отношение к интересам государства?

– Дело в том, что я еще государственная собственность. Если бы КУП ничего не предприняла, ее обвинили бы в предвзятости.

– Почему ты их всегда защищаешь?

– Вовсе нет, – Хайди покачала головой, – но, мам, защищала; миру это известно. Я была офицером полиции, шантажировавшим своего мужа и использовавшим конфиденциальные данные полицейского компьютера в собственных интересах.

– Мне наплевать. Твой ублюдок-муж заслужил все муки, которым ты его подвергла, до последней капли. Его надо было посадить за то, что женился на другой. На мой взгляд, подзатыльник и условный срок правосудием и не пахнет.

– Выброси из головы. Что сделано, то сделано. Я живу дальше и вовсе не считаю себя попранной бывшей, какой меня упорно расписывают в газетах.

Вдруг на них легла тень, предупредившая о присутствии постороннего. Повернувшись и подняв глаза, обе с изумлением узрели Сэма.

– Хайди, можно мне минуточку… – начал он.

– Помяни черта к ночи, – буркнула Пенни, поднимаясь на ноги. – Можешь катиться к чертям и оставить мою дочь в покое.

– Всё в порядке, – отозвалась Хайди.

– Нет, вовсе не в порядке. – Пенни ткнула Сэма пальцем в грудь: – Ты погубил ее жизнь, ее карьеру…

– Мама, не устраивай сцен, – предупредила Хайди, вставая. – Погляди.

Пенни огляделась. В коридоре воцарилось настороженное молчание. Присутствующие впервые увидели жену и мужа вместе с поры их автомобильного захвата. Одни поигрывали телефонами, а другие записывали это зрелище своими очками.

– Ступайте, не лезьте не в свое дело, – упрекнула Пенни, попытавшись разогнать их.

– Просто дайте мне пять минут, а потом я уйду, – не сдавался Сэм.

– Пошли туда, – указала Хайди на пустую боковую комнату дальше по коридору.

Когда дверь за ними закрылась, она сняла темные очки и окинула его взглядом. Сэм так и не набрал вес, который растерял, пока она его шантажировала. Виски у него поседели еще больше, а залысины и тонзурка на макушке почти сомкнулись. Заметила Хайди и простое серебряное колечко на безымянном пальце. Пока они были в браке, Сэм отказывался носить кольцо, ссылаясь на то, что не из тех, кто носит драгоценности. Вероятно, Джози он твердил то же самое. Теперь они расстались, жена у него осталась только одна, и Сэм, наверное, старается ее ублажить. Заметив, куда направлен ее взгляд, он поспешно спрятал руку за спину.

Поглядев на Сэма, Хайди увидела не человека, которого когда-то любила, а только ранившего ее в самое сердце. Все их общение с самого момента освобождения из автомобилей шло только через адвокатов. Хайди понимала, что однажды им доведется снова встретиться лицом к лицу, но отнюдь не жаждала этой встречи. И вот он здесь, и все обстоит вовсе не так ужасно, как ей представлялось. Она не чувствовала к нему ровным счетом ничего.

– Извини, что заявился вот так запросто, но ты не отвечала на мои звонки и электронные письма, а через адвокатов говорить это мне не хотелось. Но мне важно, чтобы ты знала, как я сожалею. Я вовсе не хотел допустить ничего подобного.

– Знаешь что, я как-то и сама догадалась, что ты не хотел допустить подобного. Ты вовсе не плохой человек, Сэм; ты просто глупый, эгоистичный и бесхребетный.

– Справедливо, – признал он.

– Как там Джози?

– В порядке; слабовата в последние дни, но идет на поправку. Шов затягивается, прошла последний курс химиотерапии в понедельник.

– Я рада. А как у вас с ней? – Было как-то странно спрашивать мужа о женщине, занимающей главное место в его жизни, но Хайди это ничуть не расстроило.

– Мы над этим работаем. Проходим терапию.

– Ух ты… – Хайди рассмеялась. – Так ты и вправду стал новым человеком, а?

– Когда все это будет позади, она хотела бы встретиться с тобой, на сей раз как следует.

– Я не уверена…

– Это очень много для нее значит. По-моему, она просто хочет заверить тебя, что ничего о тебе не знала. И я понимаю, что ты мне ничего не должна, но для меня тоже будет очень много значить, если это имеет для тебя хоть какое-то значение.

– Я подумаю.

– Спасибо. Какие-нибудь вести о твоей работе есть?

– Нет; ждут оглашения приговора, прежде чем объявить, когда начинает работу дисциплинарная комиссия. Но меня наверняка вытурят, лишив полицейской пенсии.

– Сожалею.

– Я несу полную ответственность за то, что сделала.

– Мы на прошлой неделе заключили очередной контракт на реконструкцию офисного здания в Галифаксе. Так что я позабочусь, чтобы ты не осталась без средств.

Благодарить его Хайди не стала. Ей не хотелось брать его покаянные деньги, но временное отстранение от служебных обязанностей без сохранения содержания вынудило ее неохотно полагаться на его заработки, пока не удастся подыскать что-нибудь еще.

– Дети вроде бы поладили со своими новыми сводными братом и сестрой; во всяком случае, так они говорят, – произнесла она.

– Так и есть. Правда, о наших с Джози этого не скажешь. Они не простили мне, что я говорил только о наших с тобой Бекки и Джеймсе, когда меня держали в машине.

– Дай срок. Им нужно узнать тебя как следует, всем им. Обычно дети узнают, что их родители только люди и могут не оправдывать их ожидания, когда становятся куда старше, чем наши. А им всем четверым пришлось усвоить этот урок не об одном, а сразу об обоих родителях, и одновременно, и на глазах у своих друзей и всего мира. До увоза тебе всегда было не до них. Теперь можешь быть честным и стать таким папой, какого они заслуживают. В конце концов они простят тебя.

– А ты?