– Пока я не поговорил с тобой.

– Не вижу связи. – В его голосе проскальзывает раздражение.

– Он не вламывался в твой дом и не крал денег.

– Ну ладно… И какая же версия у тебя теперь?

Вижу, как он с трудом сглатывает, глядя на меня как будто даже слишком пристально. Он словно бурлит от возбуждения, но всеми силами пытается себя успокоить.

– Нет ни одного признака взлома, – уверенно продолжаю я.

– А как же окно? – Он опускает глаза вниз и тут же быстро поднимает. – Ты же помнишь, как оно дребезжало, все насквозь прогнило.

Мне неловко за него, за нас обоих, за то, что мне приходится задавать ему эти вопросы.

– Но ведь он об этом не знал, – говорю я, внимательно следя за ним.

Он будто закипает, жар поднимается до самой шеи.

– Он мог сделать это во время поминок. Я же говорил тебе, он не раз поднимался наверх.

Себ ерзает на стуле.

– И что с того? Он пробрался к тебе на чердак и унес сумки, набитые наличкой?

– Возможно.

– А как он узнал, что деньги на чердаке?

– Не знаю, может, Нина сказала Грейс, а та сказала ему.

Себ краснеет все гуще.

– Но Нина уверена, что на поминках его не было. Она выглядела раздраженной тем, что его не было, равно как и на похоронах.

Наклонив голову набок, он ждет, что я скажу следом.

– Ты же придумал ту серьгу, не правда ли? Никакой серьги у сундука я наверху не видел.

– Что? Я пытался заставить ее сознаться, – возмущается он. – Мы знаем, это она взяла. Ты сам сказал.

– Себ, ты ведь не работаешь, да?

– Что?

– Каждый раз, когда я стучусь в дверь, ты дома и открываешь. В любое время суток. Ты был здесь, даже когда приходила полиция. Чтобы меня арестовать. Как получается, что ты постоянно дома? Даже сейчас. Почему ты не собираешься на работу?

Тут он встает, и я тоже, но у меня преимущество в два дюйма и в массе костей.

– Где ты взял отгул? – спрашиваю я.

– Что?

– Где ты работаешь? – Я продолжаю давить.

– Ты знаешь где, в «Дойчебанке».

Качаю головой. Он открывает рот, будто хочет еще что-то сказать, но передумывает.

– Я проверял. Ну, как минимум попросил кое-кого в библиотеке. Ты там не работаешь.

Он смотрит на меня, лицо его покраснело от злости. Делает шаг в мою сторону, но останавливается и протягивает ко мне руки.

– Как давно? – спрашиваю я.

Он задумывается над вопросом и со вздохом снова садится.

– Три года и восемь месяцев, – выдыхает он.

Из него улетучилось все желание продолжать отпираться.

– Гонка за цифрами, из года в год… Не мне тебе рассказывать, да?

Он делает паузу, будто сглатывая слезы.

– А ты все никак не возвращался. Они лежали там, прожигали дыру в потолке эти двадцать пять лет.

– Себ…

– А ты бы что сделал? – спрашивает он дрожащим от отчаяния голосом.

– Точно не это. Я бы не украл.

Он пялится на ковер. Жду, пока он закончит свой рассказ.

– Началось с пары тысяч. Хватило, чтобы оплатить взнос по ипотеке, счета за дом. А потом шли месяцы, но из-за банковского кризиса на работу никто не брал. – Он мотает головой. – Выплатить ипотеку было разумным решением. Разумным, Ксандер, ты должен понять. Деньги просто лежали там, девальвировались, поскольку падал курс доллара. Некоторые купюры начали гнить.

Я снова сел.

– Ну давай, спрашивай, что хотел.

– Нет. Я знаю, это не ты.

– С одной оговорочкой, да?

– Ты мне солгал.

– Я тебе никогда не лгал, – удрученно произносит он.

Недоверчиво усмехаюсь.

– Я был растерян, – продолжает он. – После стольких лет ты вернулся, и мы оказались…

– Какими?

– Одинаковыми. Я думал… думал, что лучше тебя. Но ошибался.

Его слова звенят, повисая в воздухе на несколько мгновений, мне даже приходится отвернуться. Когда я снова поворачиваюсь к нему, вижу, как пылинки сталкиваются с какой-то невидимой силой, вижу молекулы, летящие в определенном направлении, в затухающем свете. Броуновское движение – вот что приходит мне в голову, пока мы молча смотрим друг на друга. Разбросаны в разные стороны невидимой силой. Я поражен, как многого я не видел.

– Себ, – наконец произношу я, – ты должен был…

В этот момент звонит телефон, звук назойливо врывается в пространство между нами. Себ ждет, пока тот сам прекратит звонить, но, не дождавшись, с неохотой отвечает. И через пару мгновений передает мне трубку.

– Это тебя.

– Алло?

– Ксандер? Отлично. Это я, Джен. У вас будет пять минут? Есть новости.

Мой пульс тут же учащается.

– Давайте.

– Похоже, у них все же есть конверт от пластинки. Они провели дактилоскопию… на нем есть часть отпечатка, принадлежавшего покойной. – Она делает паузу. – И есть еще четыре, которые, по мнению эксперта, с большой долей вероятности совпадают с вашими.

Воздух в груди как будто перекрыт, слова кое-как просачиваются сквозь него.

– Они сохранились? За столько лет?

– Не совсем. Они сняли отпечатки еще тогда, в рамках стандартной процедуры.

Мои отпечатки. Я этого не ожидал. Я ожидал, что там будут его отпечатки. Отпечатки убийцы.

– А были какие-нибудь еще?

– Только фрагменты, – отвечает она, – недостаточно, чтобы сравнить.

Где-то в закромах моего мозга таится ответ. Джен объясняет что-то про фрагменты отпечатков, но я пытаюсь сконцентрироваться, чтобы его найти. Как там могли оказаться мои пальцы? Вдруг пробегает искорка, и в ее пламени, стоит мне его разжечь, является ответ.

– Постойте. Мои отпечатки. Ну да. Конечно, там были мои отпечатки. Пластинка. Это же я купил ей эту пластинку.

На том конце молчание.

– Хо-ро-шо, – через мгновение чеканит она.

– Письмо, – продолжаю я. – В нем сказано: «Спасибо за подарок», так она написала. Джек – это пластинка, Джек Ти. И потом еще: «Когда я ее поставлю». Это о пластинке.

Снова пауза.

– Нам придется доказать, что речь именно об этой пластинке.

Это же так очевидно. Но она, кажется, не уверена.

– Все, что нам точно известно, – на пластинке ваши пальцы, – говорит она. – Это вещественное доказательство.

– Нет, – не соглашаюсь я. – Не на пластинке. Вы сказали – на конверте. А что насчет самой пластинки? Я видел, как он швырнул ее. На ней должны быть его отпечатки, убийцы. Обязаны быть. Этим пластинки и славятся, отпечатки пальцев к ним прямо липнут.

– К сожалению, часть пластинки у них есть. Но другую часть они потеряли.

– Что вы имеете в виду?

– У них есть кусок, а на нем никаких отпечатков нет.

– Что? – Все мои надежды крошатся под тяжестью новой информации. – Как они могли потерять?

– Бывает. Пропавшие вещдоки. Иногда они даже изначально не